Ощепков - читать онлайн книгу. Автор: Александр Куланов cтр.№ 88

Русские школы стоят на очень низкой степени. 3-й класс средней школы — соответствует окончанию высшего отделения низшей японской школы. Дисциплины в русских школах совсем нет. Поэтому русские ученики чувствуют себя стесненными дисциплинарными нравами Православной семинарии. Они всегда стремятся к тому, чтобы избегнуть надсмотра и контроля надзирателя, но в невинных живых шалостях они превосходят японских детей. В свободное от учения часы они вместе весело играют. Этот вид их очень привлекателен.

Хотя среди этих мальчиков есть любящие отцов и матерей, и они постоянно ожидают от них писем, но по большей части они в чувстве сыновней любви испытывают недостаток. Во всяком случае, в 14–15 лет, оставив родину, разлучаться с родителями и братьями и поехать в далекую иностранную землю это большая воля, и я думаю, что японская молодежь должна у них этому поучиться.

Скажу кстати: фамилии и лета мальчиков на фотографии, помещенной в начале этого номера журнала, следующие:

Айсбренер Александр 16 лет.

Юркевич Трофим 17 лет.

Шишлов Иосиф 16 лет.

Родионов Емельян 15 лет.

Плешаков Владимир 14 лет.

Попил ев Трофим 15 лет.

Юркевич Федор 14 лет.

Волков Александр.

Незнайко Исидор» ^[383].

* * *

«Вчера в 1 час пополудни в клуб Православного юношества в Суругадае пригласили русских мальчиков, приехавших учиться японскому языку в Православной семинарии, и слушали от них, какое впечатление произвела на них Япония. Таких мальчиков всего десять. Они каждый через переводчика выразили свои впечатления и, между прочим, сказали следующее: “По прибытии в Японию, прежде всего нам казалось приятным то, что везде все здесь содержится в чистоте и сады и дома. Затем дисциплинированность, приветливость и аккуратность всех японцев до прислуги включительно. А тяжелым нам кажется, это — сидеть по-японски, ходить в деревянной обуви, есть палочками, ходить по чрезвычайно многолюдным улицам Токио. Удивительным нам кажется: платье японцев, постройка домов, затем дзинрикша вместо лошади, и беспрестанное наклонение головы со стороны прислуги. Самым приятным представилась дешевизна предметов и обилие фруктов. Интересным кажется зоологический сад и трофеи войны, находящиеся на дворцовой площади Маруноути. Не могли есть: соленую редьку и сасими (т. е. сырую свежую рыбу). Нам особенно хорошим в Японии казалось запрещение курить табак детям и то, что все относятся без страха к учителям”.

Дети все смеются и много болтают. Например, Попилев, Волков и Юркевич самые милые мальчики. В семинарии для них основан специальный класс, и начиная от пищи и платья их решительно во всем заставляют вести себя по-японски. Они приехали учиться именно в Православную семинарию, потому что, во-первых, многие семинаристы, живущие в азиатской России, сравнительно с японскими учениками школы иностранных языков говорят по-русски гораздо лучше, во- вторых, в семинарии учились прежде два русских мальчика Федор Легасов и Андрей Романовский, которые теперь уже на службе в Маньчжурии и Куанченцзы и очень хорошо владеют японским языком, служат переводчиками и считаются важными людьми. Чтобы находиться в дружественных отношениях с Японией, Россия хочет распространить японский язык среди своих подданных и тем дать знать русским о Японии и японских обычаях. Русские власти прислали десять мальчиков в Токио после разрешения преосвещенного Николая» ^[384].

«В № 920, газеты “Россия”, от 20-го ноября 1908 г., напечатана заметка Марии Г-ской: “Русские мальчики в Православной японской миссии”. Сообщаемое в ней о мальчиках — сплошная выдумка, ни на чем не основанная. Вот правда об этих мальчиках, с самого начала до настоящего времени.

В феврале 1902 г. главный начальник Квантунской области вице-адмирал Е. И. Алексеев из Порт-Артура спросил меня, может ли он прислать в миссийскую семинарию двух мальчиков для образования из них переводчиков японского языка? Я ответил готовностью принять мальчиков, с условием, чтобы они были не моложе 14 лет, способные, хорошего поведения, и чтобы жили здесь среди японских воспитанников совершенно по-японски: питались японскою пищею, одевались в японское платье, сидели по-японски и соблюдали все прочие условия японской жизни, а равно и все правила семинарской инструкции. Послал, согласно запросу адм. Алексеева, и точный расчет, сколько будет стоить содержание мальчиков, без копейки в пользу миссии. В августе 1902 г. два мальчика прибыли, помещены были отдельно друг от друга в среду японских учеников, и в продолжение года настолько освоились с японским языком, что могли дальше наравне с японскими сверстниками проходить предметы семинарского курса. Японские семинаристы по-братски приняли их в свою среду, всегда дружески и ласково обращались с ними. Трудное время войны пережили здесь русские воспитанники, но и в это время не видели дурного обращения от своих товарищей, а видели только их деликатность. К 1906 году оба воспитанника так усвоили японский язык, что им стало труднее говорить по- русски, чем по-японски; письменную часть японского языка они выучили с не меньшим успехом. Видя, что назначение, с которым присланы были эти воспитанники, исполнено, я снесся с командующим войсками на Дальнем Востоке генералом от инфантерии Н. Н. Гродековым, и, согласно его распоряжению, в июне 1906 г. воспитанники были отправлены, уже в качестве переводчиков военных штабов, один в Харбин, а другой в Хабаровск.

Видя такие результаты воспитания в семинарии, военное начальство из Харбина в сентябре 1906 г. телеграммою, через здешнего военного агента полковника Самойлова, запросило: “не возьмется ли духовная миссия воспитать 26 мальчиков, для обучения их японскому языку, на тех же основаниях, на каких воспитаны прежние два?” Я посоветовался с ректором и наставниками семинарии, и мы нашли, что 26 никак не можем принять, даже и поместить их негде, но что, хотя и с немалым стеснением для нас, 10 принять можем. В таком смысле чрез полковника Самойлова отвечено было в Харбин, и 11 ч. ноября 1906 г. от начальника Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи, генерал-лейтенанта Н. М. Чичагова, с адъютантом штаба присланы были из Харбина в семинарию 8 мальчиков, — все дети казаков (“казачата”, как о них пишется в официальных бумагах).

Из Хабаровска военное начальство также попросило миссию принять несколько воспитанников; и миссия, в виду очевидной пользы для местностей, откуда просят, хотя и с стеснением для себя, приняла: в августе 1907 г. трех и в декабре одного, — всех по представлению военного губернатора Приморской области и наказного атамана Уссурийского казачьего войска, генерал-майора В. Е. Флуга. Из сих воспитанников трое также “казачата” и один значится сыном чиновника.

Выбор означенных 8 харбинских и 4 хабаровских воспитанников, к сожалению, не сделан был с должным вниманием. Трое из харбинских и один из хабаровских оказались неисправимыми нарушителями мира между своими и японскими товарищами и правил школьной дисциплины, а потому, к общей радости и русских и японских учеников, отосланы обратно: в Харбин двое 15 января 1907 г. и один 20 июня того же года, в Хабаровск один 7 июля 1908 года. Что они возвращены после такой долгой жизни в школе, может служить ясным показанием того, что терпеливо употреблены были все меры к исправлению их.