Империя Машин - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Кянганен cтр.№ 66

И через просветы в сетке и попадала жизнь на тех, что ниже.

Вечностоящие облака преграждали путь солнцу, и ему не хватало силы достучаться до самого дна. И низ Острова Цепей всегда был скрыт мраком, прерываемым постоянными стонами изможденных и утомленных людей, годами не видевших света.

На первый взгляд весь город тяжело было отличить от близко склеенных тысяч темниц, но это был город.

По крайней мере верхняя его часть, начинавшаяся с улицы, по которой шли Неизвестный и Амалия.

Для чего была создана такая система? Что ступая и глядя под ноги ты видел сплошную пустоту, и ощущение, что от падения отделяет лишь тонкая на взгляд проволока.

Часто выпадал снег, из окон выливались помои, а в проржавелую обшивку-корпус города нередко прорывалась вода.

Годами без ремонта и обслуживания, от трения с камнем, она истончалась, и местные работяги просто заставляли или заколачивали щели пластинами.

Такая система обеспечивала «беспечную жизнь» в любое время года в многоэтажных коттеджах.

Слякоть и несносная ноябрьская погода не была помехой для жителей верхних этажей, как и для средних.

Трубы и коммуникации проходили в стенах дабы не загораживать и без того слабый источник света.

Все отходы, вылитые прямо за окно попадали и оставались только на самом дне, как и крысы. Пахло мочей и спиртом.

Дым из паровых машин, разгоняющих тепло в трубы не застаивался в недрах, а легко выскальзывал в высь, оставляя черную сажу опять-таки на нижних уровнях, и донося до «верхов» один только пар, создавая в городе эффект постоянного тумана. От чего неминуемо образовывалась сырость.

Туман везде, из крайних ответвлений для сливов, между верховьем и низовьем перетекающей воды, где утратив свою чистоту, он окружал остров и сушил кожу.

И мимо проплывавшие выжившие иль странники лишь слышали тягучий скрип, а увидав цепи в форме костей, быстро угребали прочь, назвав остров проклятым.

Отчасти они были правы.

Отчасти.

Когда мелкая черная изморозь покрывала оконные рамы, туман оседал на реях и плыл сквозь затонувшие у острова останки кораблей.

Люди по — богаче, что жили в «шпилях», утром выглядывая из окна, смотрели вниз и чувствовали себя в парящей башне, слегка покачивающейся от ветра, и одновременно отделенной от земли будто они в кабинке воздушного шара, рассекаемого чередой туч.

В самой башне-маяке, выступавшей соединительным стержнем для цепей, крытой свинцом и напоминающей древнюю заставу, сидел верховный канцлер.

Он ненавидел свою работу, и ненавидел тех людей, которые приходили к нему за советами, чтобы он помог им солгать, дал оправдание их словам и действиям, «благородным», с их точки зрения, поступкам. А с ними и возжелавшие перевестись из разряда «нищенствующего сословия» — дворянства в дворцовую прислугу Остермола. Так и клянчили благодарственное письмо канцлера «за хорошую службу».

«Каждый день, каждый день одно и тоже» — размышлял верховный канцлер. Он заходит утром в приемную, попутно здороваясь со своим помощником — Анито, и с его другом — судьей Искандером, после чего просит чашку топленого молока и горсть бог откуда знает взятого чая иса для лечения своей болезни. На подносе приволакивают фарфоровую чашку с золотой каймой, он доливает кипятка и закрывается в своем кабинете, где за тяжелыми чугунными дверьми, за массивными ставнями ему поручено разбирать чужие судьбы, слушать чужие сплетни и пытаться понять чужую горечь, порой оказавшуюся сладче меда. Судорога пробежала по лицу. Канцлер откинулся на спинку кресла, по щеке стекла слюна, кою тут же вытер бархатным платком подбежавший Анито. Старые шрамы давали о себе знать. Затылок лег на жесткий валик, и он оторвался от надоедливых бумажек. Но время подниматься с приемной в рабочий кабинет.

Этот вечный нескончаемый туман всегда действовал на верховного канцлера успокаивающе.

С его и без того не отличавшимся остротой зрением, он в непроглядной стене пара чувствовал себя обычным, не выделяясь среди других, и преимущества здорового глаза, коими его дразнили до почина на государство утрачивали остроту.

А, лестница! С его то спиной! И кто надоумил разместить апартаменты и служебные помещения у верхушки башни! Он вцепился в двойные овальные поручни. Вставки из дуба не забыли, а лифт забыли! По лестнице могли разъехаться груженые повозки, а он с час упражняется в беге от пролета до пролета.

Не нанять ли бездельников с дозора? Смастерили бы ему винтовой лифт…

Он не помнил, как очутился в своем кабинете и как провел утро, но под носом набралась стопка заявлений на перечисление жалований и… чертовы просительные письма. Иногда находились «экземпляры» и позанятнее. Например, накануне его, как грабителя, обвиняли в злостной перестройке и развале народных устоев, ссылаясь на развившийся в городе голод. И чем черт не шутит! А объяснить выйди, что баржа с провиантом затонула, так заколют. Хоть что-то забавило на «почетной службе» во временной отставке по здоровью.

Однажды его отправили из Острова Цепей в Остермол. Он припомнил всю известную ему ругань, но не из — за впечатления, которое на него произвела могущественная столица, не из — за того часто встречающегося ощущения жалкости своей должности и положения, которое возникает нередко у мелкой знати, приметившей золотые фрукты на сверкающих подносах, а в силу того, что он почувствовал себя под открытым небом ужасно беспомощным. Не было тяжелых решеток над головой, к которым он так привык, не было постоянного тумана.

Куда не глянь, он видел невообразимую даль, и эта даль делала его неуверенным, он впадал от нее в ступор.

И приказчику, провожавшему его ко дворцу порой по пять раз приходилось повторять один и тот — же вопрос.

Возможно он даже подумал, что верховный канцлер слабоумен, и жмется к земле из — за низкого развития и страха перед империей.

При его росте и худощавости видок довольно смешной.

А после того как тот наконец ответил ему, что он с Острова Цепей, приказчик и вообще стал смотреть на него отчужденно, как смотрит домовладыка на своего раба.

Но это продолжалось недолго, назад канцлер вышел уже в должности верховного канцлера, и преклониться пришлось приказчику, быстро среагировавшему на его повышение, и успев за десять минут как — то ловко и метко перекидываясь краткими фразами расположить верховного канцлера к себе, тем самым закрыв свои тылы от несчастных случаев по службе.

Канцлер заметил, что вино давно остыло, и он опустело вылез из — за стола. Холодное пить нельзя, лекарь назвал еще одну болячку, от которой пострадал его иммунитет. Он не запомнил ее названия и наименования лекарств, но чай из дерева исы и вино пил подогретым регулярно.

Слегка приоткрыв тяжелую дверь, верховный канцлер позвал помощника.

— Уже иду, иду ваше превосходительство. Чем могу помочь?