— Как эта рукопись попала в Штаты? Лежала в провинциальной библиотеке, никому не нужная, никому не известная…
— Не пропала же! — вступился за родную страну Уолтер. — А вы что, Отто, тоже Грааль ищете?
Доктор сглотнул.
— Тоже?! А кто еще?
Молодой человек потер подбородок.
— Ну, этот, которого Хэнсон играл… В каске и с копьем. Только действовал неграмотно. Ездил где попало и мечом размахивал, когда копье потерял. Кто же так розыскные мероприятия проводит?
Отто Ган открыл рот, екнул горлом, попытался глотнуть воздух.
— Н-не надо! Убьете ведь! Каска!.. Мероприятия!..
— Смеетесь? — ничуть не обиделся Уолтер. — Это только со стороны смешно. А вот вызовут к боссу и прикажут: найди, мол. Пятнадцать долларов в день — и вперед!
— Извините! — доктор отдышался, провел ладонью по лицу. — Вы, наверно, правы, Вальтер, но какие мероприятия, если вещь пропала две тысячи лет назад? Свидетелей не опросишь, документы, мягко говоря, сомнительны.
Молодой человек задумался.
— Две тысячи лет? Давно, конечно, но чего-нибудь да осталось. Эта книга, к примеру. Собираем материалы, перечитываем, сопоставляем. Как говорят, глаза боятся, а руки делают.
Отто Ган прищурился, взглянул серьезно.
— Вы совершенно правы!
Вновь улыбнувшись, положил ладонь на пачку фотографий.
— Собственно, этим я и занимаюсь чуть ли не всю свою жизнь. Грааль словно Полярная звезда — сколько не носит по волнам, все равно на нее курс держишь. Рассказать о моей работе? Это не так интересно, как кино, но и ездить где попало приходится, и даже мечом порой размахивать. Или не стоит вам голову забивать?
— А почему — забивать? Конечно, расскажите!
* * *
Giovinezza, Giovinezza,
Primavera di bellezza
Della vita nell'asprezza
Il tuo canto squilla e va!
Хотелось заткнуть уши, но, во-первых, неудобно, а во-вторых, густой бас сержанта Никола Ларуссо легко справился бы с таким препятствием. Не то чтобы страж порядка пел плохо, напротив. Но уж очень, очень громко.
E per Benito Mussolini,
Eja eja alala.
E per la nostra Patria bella,
Eja eja alala.
— Аляля! Аляля! — грозно откликнулось горное эхо. Сержант взмахнул кулачищем.
Dell'Italia nei confini
Son rifatti gli italiani;
Li ha rifatti Mussolini
Per la guerra di domani.
Вновь уловив «Муссолини», Уолтер слегка насторожился. Еще перед первым тостом договорились: о политике ни слова. Немцы, напротив, слушали с немалым удовольствием. Братцы из ларца даже пробовали подпевать.
Per la gloria del lavoro
Per la Pace e per l'alloro,
Per la gogna di coloro
Che la patria rinnegar.
Шестой в их компании — худой белокурый парень в полицейской форме — выглядел несколько испуганными. Даже голову в плечи втянул, как будто у костра не пели, а крепко ругались, причем именно в его адрес.
С этого молодого человека все и началось. Ларуссо вернулся к закату. Швейцарец «Кондор» с трудом, но вместил не только слегка позвякивающий груз, но и троих седоков. Кроме сержанта и Тони Курца приехал еще один страж порядка, представленный как Джованни Новента. Белокурый полицейский был молод и стеснителен, однако сразу же на хорошем немецком попросил называть его Иоганном. Сержант нахмурился, но возражать не стал.
На землю был постелен брезент и несколько одеял, а из недр кемпера появились два складных стула. На один были выставлены бутылки, второй же так и остался пустовать. Все предпочли разместиться на одеялах. Каждому достался глиняный стаканчик, тарелка и большой кусок еще теплого хлеба. Разливать пришлось доктору, у которого, по утверждению Тони и Андреаса, не глаз, а ватерпас.
Чуть в сторонке разложили костер. И из-за комаров, и просто так, для души.
На этот раз без граппы не обошлось. Вероятно, она и стала причиной того, что после второй порозовевший Иоганн попытался запеть. Неплохим тенором он начал выводить хорошо знакомую Уолтеру «Санта Лючию», но был тут же остановлен суровым сержантом. Как выяснилось, в новой, возродившейся Италии в ходу совсем другие песни.
E per la nostra Patria bella,
Когда отзвучало эхо (Аляля! Аляля!), Никола Ларуссо со значением нахмурился.
— Вот что сейчас поет наша великая страна! А не всякие там неаполитанские завывания.
Иоганн Новента виновато потупился.
— А чем вам Неаполь-то не по душе, синьор сержант? — поразился Уолтер. Что такое Неаполь, он знал. Так называлась пиццерия на соседней улице, на одной из стен которой художник изобразил итальянский «сапог», обозначив искомый город большим красным кружком.
— Не по душе? — прогудел Ларуссо. — А потому не по душе, что настоящая Италия у нас, на севере. Здесь работают, воюют и творят. «Credere, obbedire, combattere!», — как говорит Дуче. А то, что южнее Рима, — наша Африка. Бездельники и banditto! «Санта Лючия»! Пфе!..
— Тогда настоящая Германия на юге, — рассудил Хинтерштойсер. — На севере — Пруссия. У нас в Баварии пруссаков всегда лупили. Как встретят в пивной — так сразу в торец!
Уолтер Перри невольно задумался. А если Теннесси вспомнить?
* * *
— …Все равно, несерьезно как-то, доктор, — не отставал Ларуссо. — Вы — человек солидный, с именем, я про вас в журнале читал. Прошлый раз вы приезжали рукописи в монастыре изучать. Это я понимаю, для людей ученых — дело нужное. А сейчас — Волчья Пасть. Байки и страшилки. Racconti, одним словом.
Отто Ган отставил в сторону очередную бутылку, бросил взгляд в темное ночное небо.
— А почему бы и нет? То, что говорит народ, тоже очень интересно. Легенда о Bocca del Lupo известна в нескольких странах. Теперь, благодаря фильму, — и во всем мире.
— Это где толстая фройляйн в ночной рубашке по горам бегает? — вспомнил Уолтер.
— Я передам ваш отзыв этой фройляйн, — улыбнулся немец. — Уверен, ей понравится. Но если серьезно… Хотите правду? Ничего в этой Волчьей Пасти интересного нет, согласен. Но совсем рядом есть пара пещер, которые я очень хочу обследовать. На пещеры деньги бы мне не дали, а на Bocca del Lupo — пришлось. Международное сотрудничество, престиж! Вот я и воспользовался.