Эмме показалось, что девушка на мгновение встретилась с ней глазами и улыбнулась. Впрочем, возможно, ей это просто почудилось. Но то, что случилось после, точно произошло наяву: фэйри склонилась к Джулиану и поцеловала его.
Эмма сама не знала, что должно было после этого случиться; какая-то ее часть ожидала, что Джулиан оттолкнет фэйри прочь. Но он не оттолкнул. Вместо этого он притянул ее к себе и запустил пальцы в ее мерцающие волосы. У Эммы, когда он прижал фэйри к себе, свело все внутри. Джулиан крепко обнимал девушку, а ее руки скользнули с его плеч вниз по спине.
Это зрелище было почти прекрасным, ужасающе прекрасным. Но Эмма вспомнила, каково это – целовать Джулиана, и ее пронзила резкая боль. И он не колебался, не сомневался, не пытался удержаться, храня какую-то часть себя для Эммы. Он весь отдался поцелую, и был в нем столь же прекрасен, сколь мучительно было понимание, что теперь-то Эмма и вправду его потеряла.
Ей показалось, что она чувствует, как ее сердце разбилось, словно хрупкая фарфоровая статуэтка.
Девушка-фэйри оторвалась от Джулиана, и на склоне холма появились Марк и Кристина. Но Эмма уже не сумела досмотреть, что там происходит: она отвернулась и рухнула на траву, преодолевая рвотные позывы.
Эмма уперлась в землю сжавшимися кулаками. А ну вставай! – гневно велела она себе. Уж на это Джулиан точно мог рассчитывать – он скрывал свою боль, когда она разорвала между ними отношения, и Эмма обязана была отплатить ему тем же.
Каким-то образом ей все же удалось подняться на ноги, изобразить улыбку, нормально со всеми разговаривать, когда она спустилась к ним с холма. Кивнуть, когда вышли звезды и Марк определил, что сможет по ним ориентироваться, и все сели на траву и разделили припасы. Притвориться, что ее ничего не гложет, когда они выдвинулись в путь – Джулиан рядом с братом, они с Кристиной за ними, и все вместе – за Марком по извилистым, не отмеченным на картах тропам страны фэйри.
Теперь наверху сияли разноцветные звезды, и каждая расцвечивала небосвод мазком собственной краски. Кристина была необычно молчалива и пинала на ходу камушки. Марк и Джулиан заметно их обогнали – как раз настолько, чтобы голос до них не долетал.
– ¿Qué onda? – покосилась на нее Кристина.
Эмма плохо знала испанский, но даже она поняла: что происходит?
– Ничего.
Врать Кристине было ужасно, но чувства Эммы были еще ужаснее. А поделиться ими – значило ощутить их еще более настоящими.
– Ну, это хорошо, – произнесла Кристина. – Потому что я должна тебе что-то сказать, – она набрала воздуху в грудь. – Я поцеловала Марка.
– Ого, – отвлеклась от своих мыслей Эмма. – Огогошеньки.
– Ты только что сказала «огогошеньки», я не ослышалась?
– Не ослышалась, – признала Эмма. – Так что у нас за ситуация – «гип-гип-ура, давайте все обнимемся» – или «о господи, что же делать»?
Кристина нервно потянула себя за волосы.
– Даже не знаю… Он мне очень нравится, но… сначала я думала, что целуюсь с ним только из-за фейского питья…
Эмма ахнула.
– Ты пила фейское вино? Кристина! Ты что, не знаешь, чем это заканчивается? Ты вырубаешься, а наутро просыпаешься под мостом с татуировкой «ЛЮБЛЮ ВЕРТОЛЕТЫ!»
– Но это же оказалось не вино, а просто сок!
– Ну ладно, ладно. – Эмма понизила голос. – Хочешь, чтобы мы с Марком всё свернули? Ну, знаешь, сообщим остальным, что всё, проехали?
– А Джулиан? – с беспокойством возразила Кристина, – как же тогда быть с ним?
На мгновение Эмма утратила дар речи – она вспомнила, как к Джулиану по траве подошла красавица-фэйри, как она заключила его в объятия, и как он обнял ее в ответ.
Никогда еще она не испытывала такой ревности. Боль всё еще не утихла, словно ныла старая рана. Но, как ни странно, Эмма была этому рада – она заслужила боль, думала она. Если Джулиану было больно, пусть и ей будет больно, и она ведь его отпустила. Он был совершенно свободен, мог целоваться с фэйри, искать любви и быть счастливым. Он ничего плохого не сделал.
Эмма вспомнила, что ей сказала Тесса – что заставить Джулиана разлюбить ее можно, только заставив думать, что это она его не любит. Убедить его в этом. Ну что ж, кажется, у нее получилось.
– Думаю, наше с Марком представление достигло цели, – сказала она. – Так что, если хочешь…
– Не знаю, – произнесла Кристина и тяжело вздохнула. – Я должна кое-что тебе сказать. Мы с Марком поссорились, и я не хотела, но…
– Стойте! – далеко впереди раздался голос Марка. Он обернулся к ним – Джулиан стоял у него за спиной – и вскинул руку. – Вы это слышите?
Эмма навострила уши и пожалела, что нельзя использовать руну. Ей очень не хватало рун, улучшавших слух и скорость реакции.
Она покачала головой. Марк переоделся в костюм, который, видимо, носил когда был Охотником – темнее и истрепанный, и даже испачкал грязью волосы и лицо. Его двухцветные глаза сверкали в сумеречном свете.
– Слушайте, – сказал он. – Она все громче! – И вдруг Эмма услышала музыку. Это была музыка, какой она никогда прежде не слышала: жутковатая, странная, от которой нервы словно корчились под кожей.
– Двор близко, – объяснил Марк. – Это волынщики Короля! – Он нырнул под деревья, которые росли вдоль тропы, и обернулся, чтобы скомандовать остальным: «Ступайте за мной!»
Так они и поступили. Эмма думала только о том, что Джулиан идет прямо перед ней. Он вынул короткий меч и прорубал себе дорогу. Под ноги ему сыпались ветки в маленьких кроваво-красных цветах.
Музыка становилась всё громче по мере того, как они пробирались через густую чащу, среди деревьев, покрытых блуждающими огоньками. С ветвей свисали разноцветные фонарики, указывавшие путь в самую темную часть леса.
Неблагой Двор появился перед ними внезапно – взрыв громкой музыки и ярких огней, больно ударивших по глазам, привыкшим к темноте. Эмма сама не знала, каким представляла себе Неблагой Двор: огромный каменный замок с мрачным тронным залом? или роскошные сумрачные покои на вершине башни, куда ведет серая винтовая лестница? Она вспомнила призрачную тьму Города Костей: шепотки и холодок.
Но Неблагой Двор находился не под крышей – лавочки и палатки, похожие на те, что они видели на Сумеречном базаре, теснились на поляне посреди густого леса. В центре стоял большой шатер с бархатными знаменами по углам, на которых была золотом вытиснена сломанная корона.
В шатре стоял высокий трон из гладкого и мерцающего черного камня. На спинке трона были вырезаны половинки короны, словно парящие в воздухе над изображениями луны и солнца.
Несколько знатных фэйри в темных плащах прохаживались перед троном. На их плащах были вышиты королевские регалии, фэйри были в перчатках вроде той, которую Кристина нашла в развалинах дома Малкольма. Большинство из них были молодыми; некоторые казались не старше четырнадцати-пятнадцати лет.