Царь - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Есенков cтр.№ 61

— Если станут говорить: государь ваш в Новгороде, Пскове и Москве много людей казнил, отвечать: разве вам это известно? Если скажут, что известно, отвечать: если вам это известно, то нам нечего вам и рассказывать: о котором лихом деле вы с государскими изменниками ссылались, Бог ту измену государю нашему объявил, потому над изменниками так и сталось: нелепо было это и затевать; когда князь Семён Лугвений и князь Михайла Олелькович в Новгороде были, и тогда Литва Новгорода не умела удержать, а чего удержать не умеем, зачем на то и посягать? Если спросят: зачем государь ваш казнил казначея Фуникова, печатника Висковатого, дьяков, детей боярских и подьячих многих, отвечать: о чём государский изменник Курбский и вы, паны радные, с этими государскими изменниками ссылались, о том Бог нашему государю объявил, потому они и казнены, и кровь их взыщется на тех, которые такие дела лукавством делали, а Новгороду и Пскову за Литвой быть непригоже.

Твёрдо уверен царь и великий князь, что его обвинение в лазутчестве панам радным крыть нечем, а потому эти обвинения по поводу казней должны вестись скорее для отвода глаз, чем для дела, главное же дело Канберова и Мещёрского тайное, важное, однако, следует вновь подчеркнуть, в отличие от козней польского короля и литовского великого князя, оно никого не склоняет к измене. Это главное, это важное дело заключается только в разведке, в собирании сведений о положении Польско-Литовского государства. Во-первых, его послам поручается выяснить, верно ли, что король оставляет королевство, а если верно, что оставляет, по собственному ли решению, принуждает ли его к отречению польско-литовская Рада. Во-вторых, по его расчётам польско-литовский король может помереть со дня на день, может быть, и помер уже, так царским послам прежде времени нового польско-литовского короля не признавать и повыведать, в самом ли деле польские и литовские паны и шляхта хотят на свой стол Иоанна:

— Если король умер и на его место посадят государя из иного государства, то с ним перемирия не подтверждать, а требовать, чтобы он отправил послов в Москву. А если на королевстве сядет кто-нибудь из панов радных, то послам на двор не ездить, а если силой заставят ехать и велят быть в посольстве, то послам, вошедши в избу, сесть, а поклона и посольства не править, сказать: это наш брат, к такому мы не присланы, государю нашему с холопами, с нашим братом, не приходится через нас, великих послов, ссылаться.

Князь Канберов и князь Мещёрский оказываются столь же верными, внимательными послами, сколь усердными, удачливыми лазутчиками, под стать Афанасию Нагому за Перекопью. Они достойно представляют московского царя и великого князя на официальных приёмах и умело собирают нужные сведения, которые исправно пересылают в Москву:

«Из Вильны все дела король вывез, не прочит вперёд себе Вильны, говорит: куда пошёл Полоцк, туда и Вильне ехать за ним. Вильна местом и приступом Полоцка не крепче, а московские люди к чему приступятся, от того не отступятся. Обе рады хотят на королевство царя или царевича, у турецкого брать не хотят, потому что мусульманин и будет от турок утеснение, у цезаря взять — обороны не будет, и за своё плохо стоит, а царь — государь воинственный и сильный, может от турецкого султана и от всех земель оборонить и прибавление государством своим сделать. Хотели уже послать бить челом царю о царевиче, да отговорил один Евстафий Волович по королевскому тёмному совету, потому что король придумал вместо себя посадить племянника своего, венгерского королевича, но царевич умер. В Варшаве говорят, что, кроме московского государя, другого государя не искать: говорят, что паны уже и платье заказывают по московскому обычаю и многие уже носят, а в королевнину собирают бархаты, и камки на платье по московскому же обычаю, королевне очень хочется быть за государем-царём...»

Не в пример Канберову и Мещёрскому, посольство Андрея Савина, который год назад был отправлен в Лондон скреплять от имени московского царя и великого князя договорные грамоты о мире, торговле и военном союзе, опрометчиво подписанные в Москве самонадеянным Томасом Рэндолфом, заканчивается полным провалом. Десять месяцев пребывает московский посол в английской столице и устраивается недурно, его хорошо принимают, сладко кормят, знакомят с разного рода столичными раритетами, ведут пространные разговоры об том да об сем, а в сущности ни об чем, и наконец отпускают ни с чем, с грамотой самого неприличного свойства, если её понимать по законам дипломатической этики, по которым такого рода грамоты только и пишут.

Королева Елизавета принадлежит к разряду самых нерешительных правительниц своего времени, под стать императрице Елизавете Петровне, позднее на два столетия едва не затмившей её по части проволочек и откладывания на любимое «завтра». Она действует жестоко и властно только тогда, когда лично ей угрожает опасность, когда покушаются на её жизнь, в таких случаях буйные головушки провалившихся заговорщиков летят с плеч, как капуста, и кровь льётся даже не ручьём, а рекой. Когда же речь заходит о важнейших, о неотложнейших делах государства, она оттягивает решение до невозможности, измышляя предлоги и отговорки самого нелепого свойства. Её первые министры, и Сесил, и Бэкон, и Уолсингэм, месяцами ждут подписи под самыми пустяковыми документами, как месяцами Бестужев-Рюмин ожидает подписи Елизаветы Петровны, и далеко не всегда им удаётся вырвать у своих государынь желанную подпись. Андрей Савин появляется в Лондоне как раз в тот момент, когда против королевской власти поднимают восстание северные бароны, когда трон под Елизаветой колеблется, когда в случае победы северных баронов ей по меньшей мере грозит новое заточение в Тауэр, в промозглых стенах которого однажды она уже прокуковала несколько лет. В королевстве вспыхивает и разрастается гражданская война. Верные королеве войска с тяжёлыми боями покоряют северные графства, заливая кровью селения, замки и города, поля сражений заваливаются непогребёнными трупами, так что в сравнении с этой карательной экспедицией новгородский погром представляется довольно снисходительным, даже гуманным уроком со стороны человеколюбивого, богобоязненного монарха, предотвратившего возможную вспышку гражданской резни. Победа над мятежными графствами даётся Елизавете тяжёлой ценой, но всё-таки северные графства усмирены, большинство северных баронов убито в бою, казнено или сбежало во Францию, как московские князья и бояре после неудавшихся заговоров спасаются бегством в Литву, на ближайшие годы её жизни не угрожает никто и ничто, она, победительница, может не церемониться с каким-то тридесятым московским царьком, нечто вроде вождя краснокожих, возомнившим о себе бог знает что, однако не обучившимся преподать своим подданным хороший урок послушания, и наконец составляет уклончивый, по внешности вежливый, а по существу оскорбительный, непристойный ответ на его миролюбивые предложения. В своей грамоте, скреплённой Томасом Рэндолфом, как и в устных беседах, Иоанн предлагает английской королеве прекратить торговлю с поляками, рассчитывая торговой блокадой склонить к прочному миру польско-литовского короля, — английская королева делает вид, что не понимает, не слышит его. Иоанн договаривается о том, чтобы английская королева дозволила вывозить из своего королевства в Московское царство оружие, прежде всего его любимые пушки, и мастеров, умеющих строить военные корабли, необходимые для борьбы с польскими пиратами, кишащими на подступах к Нарве, — она отвечает туманно, что означает слегка прикрытый отказ. Он предлагает военный союз — она измышляет риторическую фигуру, из которой следует, что она постарается помешать кому-либо вредить Иоанну и его государству, однако лишь в том исключительном случае, если по обстоятельствам и справедливости ей будет возможно воспрепятствовать таким вредоносным действиям при помощи благоразумия, кроме того, она не возражает действовать сообща с московским царём и великим князем против общих врагов, превосходно зная о том, что у неё с Иоанном не имеется никаких общих врагов и не предвидится по меньшей мере до скончания века. Он считает необходимым скрепить все условия договора взаимным правом убежища, справедливо находя это право лучшим гарантом искренности и прочности их отношений, — она отвечает с тайной усмешкой, что всегда готова принять его с женой и детьми, если мятежники вследствие тайного заговора или внешние неприятели изгонят его из страны, в таком случае она возьмёт его и семейство на своё иждивение, позволит жить в Англии где заблагорассудится, исполнять все обряды греческой веры, иметь слуг и возможность в любое время выехать, куда он сочтёт удобным и нужным. Самое же непереносимое унижение состоит в том, что грамота подписана не одной королевой, но и её государственными советниками, а передана Иоанну не через послов, как поступил он в соответствии с этикетом, отправив в Лондон Андрея Савина полномочным послом, и как следует поступать в отношении равного с тобой государя, — нет, она отправила свою грамоту с его же послом, что на дипломатическом языке означает чуть не презрение. Савин же доносит ему, что по его наблюдениям и Елизавету, и её советников занимает только торговля с Москвой, а всё прочее в грамоте не более чем пустые слова.