Бесцветный - читать онлайн книгу. Автор: Тревор Ной cтр.№ 58

На третий день полицейские привели самого здоровенного мужчину, что я когда-либо видел. Этот парень был огромным. Гигантские мускулы. Темная кожа. Непроницаемое лицо. Он выглядел так, словно мог убить нас всех. Мы с другими арестованными, разыгрывавшие друг перед другом опасных парней, сбросили с себя эти маски в ту же секунду, как он вошел. Все были испуганы. Мы все уставились на него. «О, черт!..»

По какой-то причине этот парень был полуобнаженным, когда полицейские его арестовали. На нем была одежда, которую ему собрали в полицейском участке: изодранная майка-алкоголичка, которая была ему мала, слишком короткие штаны, выглядевшие, как капри. Он был похож на черную версию Невероятного Халка ^[15].

Этот парень вошел и сел в углу. Никто не сказал ни слова. Все, нервничая, смотрели и выжидали, что он будет делать. Потом вернулся один из полицейских и вызвал Халка. Им нужна была от него какая-то информация. Полицейский начал задавать ему вопросы, но парень только мотал головой и говорил, что не понимает. Полицейский говорил на зулу, Халк говорил на тсонга. Черный говорил с черным, и оба не могли понять друг друга – столпотворение Вавилонское. В ЮАР мало кто говорит на тсонга, но так как мой отчим был тсонга, я между делом выучил его. Я краем уха слышал, как полицейский с парнем топчутся на месте с нулевым результатом, так что вмешался, начал переводить и помог разобраться.

Нельсон Мандела как-то заметил: «Если ты говоришь с человеком на языке, который тот понимает, это проникает в его разум. Если ты говоришь с человеком на его языке, это проникает ему в душу». Он был так прав! Когда ты пытаешься говорить на чьем-то языке, даже если это будут используемые время от времени простейшие фразы, ты сообщаешь собеседнику: «Я понимаю, что ты обладаешь культурой и самосознанием, отличными от моих. Я вижу в тебе человека».

Именно это произошло с Халком. В ту же секунду, как я заговорил с ним, его лицо, казавшееся таким грозным и суровым, осветилось признательностью. «Ah, na khensa, na khensa, na khensa. Hi wena mani? Mufana loyi wa mukhaladi u xitibela kwini xiTsonga? U huma kwini?» («О, спасибо, спасибо, спасибо. Кто ты? Как цветной парень может знать тсонга? Откуда ты?»)

Когда мы стали разговаривать, я понял, что он вовсе не был Халком. Он был приятнейшим парнем, добрым великаном, самым большим плюшевым медведем в мире. Он был простым, необразованным. Я думал, что его арестовали за убийство, за то, что он голыми руками перебил целую семью, но это было совсем не так. Его арестовали за кражу игр для «PlayStation». Он был без работы, ему нужны были деньги, чтобы отсылать домой семье, и когда он увидел, сколько стоят эти игры, он подумал, что может украсть несколько, продать белым детям и выручить много денег. Как только он рассказал мне об этом, я понял, что он вовсе не закоренелый преступник. Я знал мир пиратства – украденные видеоигры ничего не стоят, потому что дешевле и менее рискованно копировать их, как делали родители Боло.

Я постарался немного помочь ему. Я рассказал ему о своей уловке относительно отсрочки предъявления обвинения в суде и одновременного привлечения адвоката, так что он тоже остался в камере и тянул время, мы поладили и общались несколько дней, отлично проводя время, узнавая друг друга. Никто в камере не знал, как это понимать: безжалостный цветной гангстер и его грозный, похожий на Халка приятель.

Он рассказал мне историю своей жизни, южноафриканскую историю, так знакомую мне: человек рос при апартеиде, работал на ферме, являясь частью того, что на самом деле было рабской рабочей силой. Это ад на земле, но, по крайней мере, хоть что-то. Ему платили жалкие гроши, но хотя бы платили. Каждая минута его дня была занята, ему говорили, где он должен быть и что он должен делать. Потом апартеиду пришел конец, и у него не стало даже этого. Он нашел способ отправиться в Йоханнесбург в поисках работы, пытаясь раздобыть пропитание оставшимся дома детям. Но не преуспел в этом. У него не было образования. У него не было навыков. Он не знал, что делать, не знал, где быть.

Мир Южной Африки научился бояться его, но на деле это он боялся мира, потому что у него не было никаких инструментов для взаимодействия с ним. И что он должен был делать? Он терпел унижения. Он стал мелким воришкой. Он попадал в кутузку и выходил из нее. Ему повезло, и он нашел работу на какой-то стройке, но потом его уволили, и через несколько дней он зашел в магазин, увидел игры для «PlayStation» и взял их. Но у него не было знаний, достаточных даже для того, чтобы понять, что он украл что-то, не представляющее никакой ценности.

Я ужасно ему сочувствовал. Чем больше времени я проводил в камере, тем больше осознавал, что закон совсем не рационален. Это лотерея. Какого цвета твоя кожа? Сколько у тебя денег? Кто твой адвокат? Кто твой судья?

Кража игр для «PlayStation» была не таким серьезным нарушением, как езда с фальшивыми номерными знаками. Он совершил правонарушение, но преступником он был не бóльшим, чем я. Разница была в том, что у него не было друзей или семьи, которые могли бы помочь. Он не мог позволить себе никого, кроме государственного защитника. Он должен был отправиться на скамью подсудимых, не имея возможности говорить по-английски или понимать этот язык, а все в зале суда будут подозревать в нем худшее. Он отправится в тюрьму на какой-то срок, а потом выйдет на свободу, все так же ничего не имея. Как я мог догадываться, ему было около тридцати пяти, может, сорок лет. И впереди его ждали точно такие же тридцать пять – сорок лет.

Пришел день предъявления мне обвинения в суде. Я попрощался со своим новым другом и пожелал ему удачи. Потом на меня надели наручники и посадили в полицейский фургон, чтобы отвезти в здание суда, где я узнаю свою судьбу. В зданиях суда в ЮАР конвойное помещение, где вы ожидаете решения, для того, чтобы снизить риск вашего побега, представляет собой большую камеру под залом суда. На скамью подсудимых вы поднимаетесь по нескольким ступенькам, а не проходите по коридорам.

А в конвойном помещении вы оказываетесь с людьми, неделями и месяцами ожидавшими в тюрьме суда. Это очень разные люди, кто угодно – от экономических преступников и ребят, задержанных при проверке автомобиля полицией, до настоящих, закоренелых преступников, покрытых сделанными в тюрьме татуировками. Это напоминает сценку в баре из «Звездных войн», где группа играет музыку, а в углу сидит Хан Соло и где зависают все плохие парни и охотники за головами со всей Вселенной – мерзкий людской муравейник из подлецов и мерзавцев. Только здесь не было музыки и не было Хана Соло.

Я был вместе с этими людьми очень непродолжительное время, но в тот момент я увидел разницу между камерой предварительного заключения и тюрьмой. Я увидел разницу между преступниками и людьми, совершившими преступления. Я увидел суровость на лицах людей. Я вспомнил, каким наивным был всего несколько часов назад, думая, что тюремное заключение – это не так уж плохо, и я сумею это вынести. Теперь я по-настоящему боялся того, что со мной может произойти.