Бесцветный - читать онлайн книгу. Автор: Тревор Ной cтр.№ 22

Cтраница 22

Я приносил ей письмо и стоял рядом, пока она его читала. Она, как обычно, рвала его и кидала в мусорное ведро. «Чепуха! Это чепуха». Потом начинала спорить со мной, а я говорил: «Ах-ах-ах. Ты должна написать письмо». И я шел в свою комнату и ждал ее ответа. Иногда так продолжалось целыми днями.

Письма применялись во время незначительных разногласий. За серьезные проступки мама надирала мне задницу. Как и большинство черных южноафриканских родителей, мама была старой закалки, если речь шла о дисциплине. Если мне удавалось сильно вывести ее из себя, она бралась за ремень или прут. Именно так было принято в те дни. У большинства моих друзей было то же самое.

Мама устраивала мне настоящие основательные порки, если я давал ей такую возможность, но она никогда не могла поймать меня. Бабушка называла меня «Спрингбок», в честь антилопы, на которую охотится гепард, второго по скорости сухопутного млекопитающего на земле. Маме пришлось стать партизаном. Она наносила мне удары там, где могла, при помощи подхваченных на лету ремня, или прута, или туфли.

В маме я особенно уважал одно – она никогда не оставляла мне ни малейших сомнений в том, за что меня выпорола. Это не были ярость или гнев. Это было воспитание из лучших побуждений. Мама была одна с бешеным ребенком. Я разрушал фортепиано. Я гадил на полы. Я делал промахи, и она выбивала из меня дурь. Потом давала мне время выплакаться, заглядывала в мою комнату с широкой улыбкой и говорила:

– Ты будешь обедать? Нам надо поесть побыстрее, если мы хотим посмотреть «Службу спасения 911». Ты идешь?

– Что? Что ты за психопатка? Ты только что побила меня!

– Да. Потому что ты поступил неправильно. Но это не значит, что я тебя больше не люблю.

– Что?

– Послушай, ты сделал что-то плохое или не сделал?

– Сделал.

– А потом? Я ударила тебя. Но сейчас это уже прошло. Так что зачем сидеть и плакать? Время смотреть «Службу спасения 911». Уильям Шетнер ждет. Ты идешь или нет?

Если говорить о дисциплине, католическая школа – это вам не шутки. Когда бы я ни конфликтовал с монахинями в «Мэривейле», они били меня по пальцам краем металлической линейки. За ругань они мыли мне рот с мылом. За серьезные проступки меня отправляли в кабинет директора. Официально пороть мог только директор. Приходилось наклоняться, а он бил по заднице чем-нибудь плоским и резиновым, например подошвой ботинка.

Каждый раз, когда директор бил меня, он, казалось, боялся сделать это слишком сильно. Однажды меня били, а я подумал: «Боже, если бы моя мама била меня так». И начал смеяться. Я не мог удержаться. И это был первый из трех раз, когда школа заставила маму отвести меня на обследование к психологу. Директор был очень обеспокоен. «Если ты смеешься, когда тебя бьют, – сказал он, – с тобой определенно что-то не так».

Каждый осматривавший меня психолог говорил: «С этим ребенком все в порядке». У меня не было синдрома дефицита внимания. Я не был социопатом. Я просто был творческим, независимым и полным энергии. Психотерапевты провели ряд тестирований и пришли к заключению, что я либо стану отличным преступником, либо буду хорошо ловить преступников, потому что всегда смогу находить лазейки в законах. Когда бы я ни считал, что какое-либо правило нелогично, я находил способ его обойти.

Например, правила о причастии на пятничной мессе не имели абсолютно никакого смысла. Мы проводили в церкви час, стоя на коленях, на ногах, сидя, и в конце всего этого я был голоден, но мне никогда не разрешали принять причастие, потому что я не был католиком. Другие дети ели тело Иисуса и пили кровь Иисуса, а я не мог. А кровью Ииисуса был виноградный сок. Я любил виноградный сок. Виноградный сок и крекеры – что еще мог бы хотеть ребенок? А они ничего мне не давали. Я все время спорил с монахинями и священником.

– Только католики могут есть тело Иисуса и пить кровь Иисуса, так?

– Да.

– Но Иисус не был католиком.

– Не был.

– Иисус был евреем.

– Ну да.

– То есть вы говорите мне, что, если Иисус войдет в вашу церковь прямо сейчас, Иисусу не будет позволено вкусить тело и кровь Иисуса?

– Ну… эм… э…

У них никогда не было удовлетворительного ответа.

Однажды утром перед мессой я решил: «Я получу немного крови Иисуса и тела Иисуса». Я спрятался за алтарем и выпил целую бутылку виноградного сока и съел целый пакет просвирок, чтобы компенсировать все те разы, когда не мог этого сделать.

Со своей точки зрения, я не нарушал правил, потому что правила были бессмысленны. И меня поймали только потому, что я нарушил их собственные правила. Другой ребенок наябедничал на меня во время исповеди, и священник выдал меня.

– Нет, нет, – протестовал я. – Это Вы нарушили правила. Это конфиденциальная информация. Священник не должен повторять то, что говорилось во время исповеди.

Их это не беспокоило. Школа могла по своему желанию нарушать любые правила. Директор накинулся на меня.

– Что за нездоровая личность могла бы съесть все тело Иисуса и выпить всю кровь Иисуса?

– Голодная личность.

За это меня выпороли и во второй раз отправили к психологу. Причиной третьего визита к психологу и последней каплей стало произошедшее в шестом классе. Один ребенок травил меня. Он сказал, что собирается меня избить, и я принес в школу один из своих ножей. Я не собирался пускать его в дело, только хотел, чтобы он был при мне. Школу это не волновало. Это было для них последней каплей.

На самом деле меня не исключили. Директор усадил меня и сказал: «Тревор, мы можем исключить тебя. Тебе надо хорошенько подумать о том, действительно ли ты хочешь учиться в «Мэривейле» в следующем году». Думаю, он считал, что поставил передо мной ультиматум, который заставил бы меня выправиться. Но мне казалось, что он предложил мне лазейку, и я принял предложение. «Нет, – сказал я ему, – я не хочу учиться здесь». И это был конец обучения в католической школе.

Довольно смешно, но когда это случилось, у меня не было никаких проблем с мамой. Дома меня не ждала порка. Она лишилась социальной стипендии, когда уволилась из «ICI», и оплата частной школы стала обузой. Но, более того, она решила, что школа среагировала слишком строго.

На самом деле она чаще становилась на мою сторону против «Мэривейла», чем на сторону школы. Она была на 100 процентов согласна со мной относительно причастия. «Давайте поговорим прямо, – сказала она директору. – Вы наказываете ребенка за то, что он хочет тела Иисуса и крови Иисуса? Почему мы не должны этого иметь? Разумеется, мы должны это иметь».