Роза набрела на публичную библиотеку, зашла внутрь и стала разглядывать корешки томов, но не могла сосредоточиться. Ее голову и тело переполнял какой-то зуд — обессиливающий, но не то чтобы неприятный. Без двадцати пять она уже снова ждала на веранде.
В десять минут седьмого она все еще ждала. Она пересчитала деньги в кошельке. Один доллар шестьдесят три цента. Она не могла пойти в гостиницу. Вряд ли ей разрешат остаться на веранде на всю ночь. Ей ничего не оставалось делать, кроме как молиться о том, чтобы Клиффорд все-таки приехал. Она уже не верила в его приезд. Расписание гастролей изменилось; Клиффорда вызвали домой из-за болезни кого-то из детей; он сломал запястье и уже не мог играть на скрипке; Пауэлл-Ривер — вообще не настоящий город, а зловонный мираж, ловушка, в которую заманивают путешествующих грешников, чтобы их наказать. Розу это не слишком удивило. Она сделала прыжок, который ей делать не следовало, и приземлилась вот сюда.
Прежде чем старики ушли на ужин, она спросила их, не знают ли они про концерт, который должен был состояться сегодня вечером в школьном актовом зале. Старики неохотно ответили, что нет.
— Сроду не слыхамши ни про какие там концерты.
Она сказала, что ее муж играет в оркестре, который приехал сюда на гастроли из Ванкувера, и что она прилетела его встретить. Она должна была встретить его здесь.
Здесь?
— Может, он заблудился, — сказал один старик, и Розе почудилось, что он говорит со злобой и видит ее насквозь. — Может, заблудился ваш муж, а? Мужику ничего не стоит заблудиться!
Уже почти стемнело. Был октябрь, а Пауэлл-Ривер гораздо северней Ванкувера. Роза пыталась сообразить, что делать. Единственное, что пришло ей в голову, — притворно потерять сознание, а потом симулировать амнезию. Поверит ли Патрик? Придется сказать, что она понятия не имеет, как ее занесло в Пауэлл-Ривер. Что она не помнит ни слова из того, что говорила в микроавтобусе, ничего не знает ни про какой оркестр. Ей придется убедить в этом полицию и врачей, о ней напишут в газетах. О боже, где Клиффорд, почему он ее оставил — может, попал в аварию по дороге? Она подумала, что следует уничтожить клочок бумаги, который лежит у нее в сумочке, — на нем записаны инструкции Клиффорда. Наверно, от колпачка тоже лучше избавиться.
Она рылась в сумочке, когда снаружи остановился микроавтобус. Сначала Роза решила, что это полиция: наверно, старики позвонили и сообщили, что здесь ошивается подозрительная личность.
Из микроавтобуса выскочил Клиффорд и взбежал по ступенькам веранды. Розе понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это именно он.
* * *
Они съели по гамбургеру и выпили пива в ресторане при гостинице — другой гостинице, не той, где остановились музыканты из оркестра. У Розы так тряслись руки, что она разлила пиво. Клиффорд сказал, что им устроили неожиданную репетицию. Потом он с полчаса искал автовокзал.
— Наверно, это была не слишком удачная идея — встречаться на автовокзале.
Рука Розы лежала на столе. Клиффорд вытер с нее пиво салфеткой и накрыл Розину ладонь своей. Потом Роза часто вспоминала этот жест.
— Давай-ка мы тебя поселим в эту гостиницу.
— А разве мы не вдвоем сюда поселимся?
— Лучше, если ты будешь одна.
— С первой секунды, как я сюда попала, мне было ужасно странно, — сказала Роза. — Здесь все такое зловещее. Мне казалось, что все знают.
Она принялась рассказывать ему — надеясь, что получается забавно, — о водителе микроавтобуса, о других пассажирах, о стариках в доме для престарелых лесорубов.
— Это было такое облегчение, когда ты наконец появился. Такое колоссальное облегчение. Поэтому меня трясет.
Она рассказала о своем плане — симулировать амнезию, а также выбросить колпачок. Клиффорд засмеялся, но, ей показалось, как-то безрадостно. И еще ей показалось, что, когда она заговорила про колпачок, он поджал губы — с упреком или отвращением.
— Но теперь все хорошо, — торопливо сказала она.
Они впервые вели такой длинный разговор лицом к лицу.
— Это просто у тебя было чувство вины, — сказал он. — Вполне естественное.
Он погладил ее по руке. Она привычным нежным движением попыталась потереть пальцем его запястье там, где бился пульс. Он убрал руку.
* * *
Через полчаса Роза произнесла:
— Ничего, если я все-таки пойду на твой концерт?
— А ты еще хочешь?
— А чем мне тут еще заняться?
Говоря это, она пожала плечами. Веки у нее были опущены, губы надутые, капризные. Она кому-то подражала — возможно, Барбаре Стэнвик, попавшей в аналогичные обстоятельства. Подражала она, конечно, непреднамеренно. Она пыталась выглядеть соблазнительной, холодной и притягательной, чтобы он передумал.
— Дело в том, что мне надо вернуть микроавтобус. Мне надо забрать людей из нашего оркестра.
— Я могу пойти пешком. Скажи мне, где это.
— К сожалению, отсюда все время в гору.
— Я не развалюсь.
— Роза. Поверь мне, послушай меня. Так будет гораздо лучше.
— Ну, если ты так считаешь.
У нее не хватило сил еще раз пожать плечами. Она все еще думала, что, может быть, есть какой-то способ вернуть все назад и начать снова. Начать снова; исправить все, что она сделала или сказала не так; отменить все ошибки. Она уже допустила оплошность: спросила его, что она сказала или сделала не так, и он ответил, что ничего. Ничего. Она тут ни при чем. Просто он не был дома месяц, и это заставило его по-другому посмотреть на все. Джослин. Дети. Ущерб.
— Это всего лишь баловство, — сказал он.
Он коротко подстригся — Роза еще никогда не видела его с такими короткими волосами. Его загар побледнел. Да, он и впрямь как будто сбросил кожу, и это старая кожа, а не он сам когда-то вожделела Розу. Он снова стал бледным, раздражительным, но заботливым молодым отцом, который когда-то в присутствии Розы навещал жену в родильном доме.
— Что?
— То, что мы делаем. Это не что-то большое, важное, неизбежное. Обычное баловство.
— Ты же звонил мне из Принс-Джорджа. — Барбара Стэнвик испарилась, и Роза сама слышала у себя в голосе ноющие нотки.
— Я знаю, что я тебе звонил. — Он говорил как муж, которого пилит жена.
— Ты и тогда уже это решил?
— Да и нет. Мы ведь все запланировали. Разве не хуже было бы, если бы я сказал тебе по телефону?
— Что значит «баловство»?
— Ох, Роза.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Если мы доведем дело до конца, ты думаешь, кому-нибудь от этого станет лучше? А, Роза? Честно?
— Нам, — сказала Роза. — Нам станет лучше.