- Чистая правда.
- То есть я ценный кадр?
Он приветливо кивнул.
- Дадите премию? – потребовала я.
- Нет, - хохотнул Таннер и немедленно вернулся к изучению документов по ватерхолльской верфи. Жлоб! Я же не очередную прибавку попросила.
В оперу ради конспирации мы решили приехать по отдельности, и вечер среды превратился в крысиные бега. Под занавес рабочего дня я выскочила из конторы и бросилась в Зачарованный квартал к Фэйр. Шустро переоделась в черное вечернее платье, нацепила туфли, оставшиеся после бала. Я страдала талантом портить обувь: бóльшую часть ночи прошлепала босая, чуть до горловой жабы не догулялась, а каблуки все равно оказались расцарапанными.
Фея вручила помощнику Лолли очередную клиентку, при виде здоровяка с татуировками мысленно попрощавшуюся с реденькой шевелюрой, и принялась превращать лучшую подругу «из конторской мыши в человеческое существо» (дословная цитата). Через час из салонного зеркала на меня смотрела хорошенькая юная особа с двумя кокетливыми локонами, будто случайно выбившимися из прически и мило обрамлявшими лицо.
Я прилично опоздала. Фойе театра уже опустело. Таннер стоял в полном одиночестве в перекрестье тусклых огней и, судя по задумчивому виду, мысленно гадал, появляюсь ли я до конца первого такта. На премьеру он надел белый пиджак с барахолки, после ремонта выглядевший лучше, чем прежде. Особенно были хороши пуговицы из натурального черного янтаря.
За починку пиджака мне пришлось отвалить целый шиллинг, и только под угрозой смертной казни я бы призналась, что застрачивала прорехи мастерица, работающая не в королевском ателье, а в подпольной швейной мастерской. Они там, к слову, и брюки от королевского портного прекрасно шили. Стежок к стежку, ниточка к ниточке, по сто штук в неделю. От покупателей отбоя не было. Даже эмблемы королевского ателье вышивали.
Элрой поднял голову и при виде меня мягко улыбнулся. Глаза заблестели. По неписаному женскому кодексу, почитаемому наставницей Ру, при встрече с кавалером благородная девица должна была изобразить столб и дождаться, когда будущий муж подскочит лично, чтобы облобызать ручку в приветственном поцелуе. Я сорвалась с места и поскакала сама. В гулкой тишине звонко застучали каблучки. Если бы мы не находились в центре оперного театра, то я обязательно впилась бы в губы Таннера нескромным поцелуем.
- Опаздываете, госпожа Амэт, - пробормотал он, страстно прикладываясь к моим пальчикам. – Чудесно выглядишь.
Я тоже не преминула восхититься, ведь в любовном учении наставницы Ру утверждалось, что мужчины обожали комплименты ничуть не меньше ужина из трех блюд, купленного в королевской кухне и выданного за собственноручно приготовленную стряпню:
- Мне нравится ваш пиджак, господин ди Элрой. Какие все-таки аккуратные швы на плечах! Как крепко пришиты пуговицы!
- Дорого швее заплатила?
- Как можно, – мягко стряхнула я несуществующую ниточку с его пиджака. - Сама шила, стежок к стежку…
- Так и знал, что дешево, - ухмыльнулся он и ловким, отточенным жестом утвердил мою руку у себя на сгибе локтя.
Ложа располагалась практически возле сцены. Другими словами, не только я актеров видела, но и они меня прекрасно разглядели бы, если повернулись в нашу сторону. Представление уже началось. Разряженная публика с благоговением внимала тягучей, как патока арии. Голос у исполнительницы был сильный, насыщенный и очень громкий. Грохотал глубокий бархатный бас певца, одетого в зеленый камзол.
Поклонники оперы утверждали, будто во время представления зрители, даже не зная языка, интуитивно понимали, что именно происходило на сцене, но это утверждение явно было не обо мне. Через полчаса я отчаялась понять трагедию, и почему целая толпа героев то смеялась, то рыдала. Какая-то всеобщая истерия, а не спектакль. От усталости и уютного тепла меня накрывало сладкой дремой. Я посильнее прикусила язык, стараясь болью отогнать сон. На глаза выступили слезы, а желание прикорнуть на полчасика никуда не делось. Веки тяжелели и слипались…
- Тереза, – потрепал меня Элрой по плечу.
- Что? - испуганно выпрямилась я на стуле, осознав, что темнота и духота сделали черное дело. – Я не сплю!
Проклятье! Осталось извиниться за то, что опера похуже писем из доходного дома вводила меня в состояние близкое к пятидесятилетней летаргии.
- Пойдем, - прошептал Элрой.
- Уже антракт? - с надеждой уточнила я, оглядывая зал, но музыка по-прежнему гремела, труппа пела, а зрители восхищенно внимали представлению. Никто не торопился в местный буфет за честно заслуженной стопочкой вермута.
- Нет, - покачал головой Таннер. - Давай, а то опоздаем.
После того как я вырубилась посреди спектакля, уверять, будто получаю от оперы наслаждение, было глупо. Аккуратно, чтобы не наступить на подол длинного платья, я поднялась. От тишины, царившей в пустом холле, зазвенело в ушах. Мы первые и единственные сбежали в середине представления и потребовали подогнать экипаж.
Вечер клонился к ночи, и мощеная площадь возле оперного театра зажглась фонарями. Воздух был свеж, даже холоден. Стоило мне поежиться, как на плечи лег пиджак, пахнущий чистым мужским благовонием. Элрой, оставшись в рубашке и жилете, сжал мою ладонь и пробормотал:
- Об одежде я не подумал.
- Прости? – с удовольствием закутываясь в хранившую его тепло и аромат вещь, переспросила я.
- Ничего… - уклончиво отозвался он и кивнул на остановившийся возле лестницы экипаж: - Карету подали.
Когда мы разместились в темном салоне и тронулись с места, то мужчина передал мне коробку. Под крышкой пряталась пара удобных ботинок из мягкой кожи и без каблука.
- Эм? – вопросительно изогнула я брови.
- Понадобится, – спокойно объяснил он. - Продавец сказал, что у тебя изящная ножка.
- Угу, – промычала я, – изящнее только у детей.
Судя по подошве, к моему стыду, с размером Таннер не ошибся.
- Переобуешься? – настоял он.
- Ты серьезно?
- Абсолютно.
Поерзав на сиденье, я все-таки принялась ковыряться с застежками на туфлях и чуть не застонала от удовольствия, натянув удобные боты. С вечерним платьем они выглядели столь же неуместно, как седло на корове, но вряд ли кто-нибудь намеревался задрать длинный подол моего платья, чтобы проверить, во что именно я обута.
- А куда мы? - когда мозг из ноющих ног вернулся в голову, наконец, пожелала узнать я, а не везут ли меня на заклание.
- Увидишь, - загадочно отозвался Элрой, лицо пряталось в глубокой тени, но по голосу было заметно, что он улыбался. – Обещаю, что сейчас точно никто не будет петь.
Какое счастье!
- Представление было… увлекательным, - запоздало попыталась защититься я, изображая из себя благородную девицу, достойную воспитанницу наставницы Ру.