Атака мертвецов - читать онлайн книгу. Автор: Тимур Максютов cтр.№ 42

– Ты чего это, дружок? Уходить от нас собралась? Будто прощаешься.

– Оно ведь так и есть, Александра Яковлевна. Ухожу.

– И куда это, интересно?

– Взамуж.

Тут даже я остолбенел и на миг забыл о своих бедах.

– А всё ли в порядке с тобой, голубушка? Вот и щёки горят. Может, отдохнёшь, полежишь? Я и доктора приглашу.

Ульяна взмахнула платком и рассмеялась:

– Да не думайте, что жар у меня либо лихоманка ум отшибла. Мне Федот Селиванович предложение сделали. Вот оно как бывает: не стал девушку какую молодую искать, хотя жених завидный. Меня в жёны позвал. Я, говорит, Ульяна Тимофеевна, от ваших прелестев сам не свой. Мне, говорит, никого не надобно, хучь прынцессу персидскую – откажусь, вот крест! Такой в вас влюблённый.

Ульяна опять зарделась и спряталась в платок – только глаза сияли.

– Они уж и домик присмотрели за Нарвской заставой, их туда переводят с повышением. Так что вот. Невеста я теперь, самой смешно.

Тётушка встала, её сухие глаза заблестели. Подошла, обняла:

– Я очень рада за тебя, девочка моя. Вот ведь как. Обрела счастье. Дождалась. Не то что…

Тётушка махнула рукой; а меня ожгла внезапная мысль: я никогда не задумывался, почему она так и осталась одинокой. В молодости была красавицей – я видел фотографическую карточку.

– Приданое тебе приготовим…

– Ну что вы, Александра Яковлевна! С чего?

– С того, что ты член семьи. Что же, за пятнадцать беспорочных лет приданого не выслужила? Когда свадьба?

– Что? А, после Пасхи. Федот Селиванович рапорт написали, у них там строго. Служба. Вот и сейчас: уж неделю как не спит толком, не ест – всё служит; в городе-то неспокойно, всё нигилисты эти. Мутят народ.

Я опять помрачнел; и даже дурацкая мысль мелькнула – посоветоваться с Федотом насчёт Ольги, как её уберечь от беды.

Да. Посоветоваться. С полуграмотным городовым, бляхой номер два ноля. До чего я дошёл!

* * *

В ночь на воскресенье я спал плохо: здоровенные пролетарии в алых рубахах выскакивали из бойниц ужасного форта Брюса и гонялись за мной с дубинами; где-то кричала, звала на помощь Ольга; но члены мои вдруг будто погрузились в вату – я рвался, пытался бежать на крик, но не мог сдвинуться и на дюйм, впустую колотя пятками. Вселенский ужас холодом сковал меня, отнял ноги, заморозил желудок и начал уже подбираться к сердцу…

Проснулся: зябко, за окном тьма, одеяло валяется на полу. И тут грохнула входная дверь; я вскочил, наспех подхватил одеяло и высунулся в коридор.

Ульяна в чепце и ночной рубашке, подсвечивая керосиновой лампой, запирала замки.

– Что случилось?

Прислуга вздрогнула, перекрестилась:

– Свят-свят. Что за дом, одни полуночники. Спи уж, Николенька.

– Почему ты здесь?

– Да жиличка наша, Ольга, поднялась до света, дела у неё какие-то. Спрашивается: что за дела у девицы в воскресенье в такую рань?

Вернулся к себе. Укутался в одеяло, но колотило всё равно. Оделся, стараясь не шуметь; вышел в коридор. Дом наполняли ночные звуки: скрипела, словно жалуясь на ревматизм, старая мебель; постанывали плашки паркета. Тётушка деликатно посвистывала в своей спальне; самозабвенно храпела в каморке при кухне Ульяна. Я отпер отцовский кабинет: завизжала дверная петля. Замер; Ульяна пробормотала:

– А деревянного масла – на пятиалтынный.

И захрапела дальше.

Света я не зажигал. На ощупь вынул солидные тома Брокгауза. Достал увесистую коробку, поставил на стол. Долго возился гвоздиком; наконец замок поддался. В свете уличного фонаря блеснула грозная сталь. Потрогал латунную табличку на рукояти: сейчас было не разглядеть, но я и так наизусть знал слова: «Лучшему стрелку Каспийской флотилии инженер-поручику И. А. Ярилову. Май 1886».

Револьвер системы Галана был сложной и капризной машиной, зато убойной, оснащённой пулями калибром в полдюйма. Я дёрнул раму вниз – барабан отъехал вперёд. Потрогал донца патронов: все шесть на месте. Приладил тяжёлый револьвер под шинелью и принялся натягивать калоши.

* * *

Город набит войсками; на поддержку лейб-гвардейских полков спешно были вызваны части из Ревеля, Петергофа и Пскова. Пылали костры; у всех мостов составлены в козлы винтовки; топтали и пачкали навозом снег кони казацкие, уланские, конногвардейские…

Я прошёл к зданию на Четвёртой линии, где накануне отбивался от рабочих и Ольга стреляла в воздух из дамского «бульдога»: там толпились празднично одетые пролетарии с жёнами и даже детьми. Поначалу чувствовал себя робко: боялся, что меня узнают давешние соперники и начнут выспрашивать о цели прихода; а то, не дай бог, признают за полицейского провокатора, прогонят или даже побьют; но всё обошлось. Здесь были прилично одетые господа – они что-то разъясняли фабричным; мелькали в толпе студенческие тужурки и чёрные шинели слушателей Горного института, так что я был не один из «чистой публики».

Я протискивался, заходил во двор, искал – но не находил Ольгу. Тем временем атмосфера накалялась: заговорили о том, что на Шлиссельбургском тракте атаманцы порубили шашками делегацию; что у Нарвских ворот стреляли в мирно шествующих с царскими портретами и то ли убили, то ли сильно ранили самого Григория Гапона; последнее известие было встречено с горячим возмущением.

– Братцы, да что же это делается!

– Народ православный! Идёмте же на Дворцовую, поведаем царю-батюшке о произволе слуг его.

Все разом всколыхнулись, тронулись; активисты проникли в небольшую церквушку неподалёку, содрали со стен иконы, вынесли хоругви и поместили их во главе клубящейся колонны. Растрёпанный поп выскочил на крыльцо:

– Что же вы творите, ироды? Церковь грабить?

– Не ругайся, батюшка, а лучше благослови.

Поп перекрестил толпу, пробормотал слова молитвы; рабочие рвали шапки, кланялись; священник тоже кланялся, холодный ветер трепал седые его волосы и бил в покрасневшие глаза.

Затянули «Отче наш» нестройным хором и тронулись; мальчишки свистели, лаяли собаки; одинокий городовой высунулся из подворотни и тут же исчез.

Меня вдруг охватило странное возбуждение: умом я понимал, что нахожусь среди совершенно чужих, непонятных мне людей, а сердце радовалось и ощущало некую дикую, природную силу окружающей толпы, и я совершенно искренне подпевал:

На меня покосился шедший рядом молодой человек в фуражке Политехнического института и буркнул:

– Ну, сизарь, не надрывайся. Царя он славит, позор.

Я осёкся. Студент был похож на врубелевского Демона: черноглазый, плечистый, с длинными волнистыми волосами и горбатым носом. Я невпопад подумал, что такой типаж должен нравиться женщинам – и разозлился на себя за неуместные мысли. Неожиданно спросил: