— Не каркайте, тетя, что вы такое говорите, — отреагировал Хилари.
В этот момент появился Катберт и объявил, что ужин подан. Он и вправду обладал «очень зычным, громоподобным» голосом.
Глава 2. Канун рождества
I
Перед тем как отправиться спать, вся компания прослушала по радио прогноз погоды для графства и окрестностей. В течение всего сочельника и далее на Рождество ожидался плотный снег, а вот после рождественской ночи он должен был вроде как прекратиться. Со стороны Атлантики приближался теплый воздушный фронт.
— «Теплый воздушный фронт», — обронил Хилари, — мне всегда представляется в образе декольте прекрасной дамы времен Регентства
[83], которая то и дело без устали тащит свой пышный бюст на какой-нибудь очередной раут или бал, чтобы размять его там хорошенько.
— Не сомневаюсь, — колко заметила тетушка, — что Крессида может сыграть в этой фантазии главную роль.
— А знаете, дорогая, пожалуй, что может, — невозмутимо ответил Хилари и поцеловал миссис Форрестер в макушку, пожелав спокойной ночи.
А Трой в этот вечер, вешая на плечики свое чудесное красное платье, сделала важное наблюдение: ниша, в которую встроен платяной шкаф в ее комнате, напрямую сообщается с нишей в комнате Форрестеров. Кладка древней каменной стены здесь, видимо, разобрана, так что секции для одежды разделены только тонкой деревянной перегородкой.
Наблюдение стало возможно благодаря тому, что миссис Форрестер в это самое время, судя по всему, развешивала в шкафу свою одежду. Трой отчетливо слышала скрип вешалок по перекладине. И вздрогнула — чуть не подпрыгнула даже, — когда вдруг еще более отчетливо услышала свое имя, произнесенное, казалось, ей в самое ухо!
— Трой! Что за странное имя? Разве такое дают при крещении?
Полковник Форрестер отвечал откуда-то из дальних недр своих апартаментов:
— …да нет… понимаешь ли… известна тем, что…
Похоже, голова его была в этот момент обернута каким-то куском материи. Миссис Форрестер реагировала крайне сердитым тоном:
— А знаешь, что я думаю по этому поводу?! — вскричала она, загрохотав вешалками. — Я говорю: зна-ешь?..
Трой, как это ни предосудительно, приникла ухом к задней стенке гардероба.
— …не доверяю… — продолжал визгливый голос. — С самого начала не доверяла. Сам знаешь. — Последовала пауза, а за ней финальный вопль: — …тем скорее оставили целиком и полностью на милость убийц! Вот так! — последовал еще один, последний лязг плечиков по перекладине, и дверцы шкафа с шумом захлопнулись.
В постель Трой улеглась в каком-то тумане, но был ли этот туман вызван лукулловым ужином, поданным по наущению Хилари Кискоманом, или вообще всем комплексом необыкновенных обстоятельств, в какие она оказалась поставлена, о том художница и сама не взялась бы судить.
Перед тем как раздеться, ей казалось: она вот-вот готова заснуть, а теперь вот ворочалась с открытыми глазами, прислушиваясь к малейшим шорохам поленьев за каминной решеткой, и еще долго шорохи эти в ее усталом сознании заглушали вздохи и завывания злого ночного ветра за окном. Нет, ну чудеса, да и только, подумалось ей.
Какое-то время перед ее внутренним взором метались бессвязные, хотя и четкие картины, а потом вдруг показалось, будто откуда-то из темноты она опять слышит голоса. «Во сне, наверное», — пробормотала девушка. В камине заурчало от случайного порыва воздуха, затем все стихло, и в эту тишину вновь вторглись смутные «тени» человеческой речи — словно бы ниоткуда и приглушенно, как при почти выключенном звуке телевизора. Наконец от этих «теней» остался только едва уловимый слухом шлейф.
Но теперь было очевидно, что шлейф этот тянется из-под окон. Шлейф мужского голоса… Нет, двух голосов. Какой-то диалог, слов не разобрать.
Трой выскользнула из постели, в неверном свете гаснущего огня в камине двинулась к оконному проему и раздвинула занавески.
А на улице не так темно, как ей казалось. Взгляду представился пейзаж, запросто вдохновивший бы Джейн Эйр на один из эскизов, какие она так любила набрасывать. В сплошной линии облаков ветрá нарисовали четкий разлом. Луна — точнее, месяц в последней четвертинке перед исчезновением — отбрасывала черные тени на снежные дорожки, как будто ведшие в загробный мир. На заднем плане вздымались холмы торфяников, а на переднем сверкало нагромождение битого стекла от давно надоевшей зимней оранжереи. Неподалеку от него, однако, сверкали огоньки двух фонариков — один из них оставлял четкий желтый круг на белой поверхности мерзлой земли. Другой беспорядочно сновал по поверхности невесть откуда взявшегося громадного деревянного ящика с трафаретной надписью по всей длине: «Музыкальный инструмент, не кантовать, обращаться очень осторожно!» Кажется, ящик был водружен на какое-то транспортное средство — возможно, сани.
К этому моменту Трой нашарила взглядом в ночи двух мужчин в непромокаемых пальто с капюшонами — клеенчатая ткань отсвечивала на ходу. Тот из них, что казался «главным», оживленно жестикулировал, на что-то указывал пальцем и вертелся направо и налево. Фигура его слегка сгибалась на ветру. На плече его художница разглядела что-то вроде бечевы или буксировочного троса. Руки второго, защищенные теплыми перчатками или варежками, упирались в заднюю часть ящика и всем своим положением как бы выражали готовность к действию. В какой-то момент этот человек запрокинул голову и посмотрел наверх — на секунду в ярком освещении предстало его лицо. Это был Найджел.
Что касается первого, то, хотя Винсента — ну, того самого шофера-садовника-недоубийцу — Трой видала лишь два раза, да и то лишь из окна и с вершины холма, она почему-то была уверена: это он.
— Ать! — как-то несуразно вскричал предполагаемый Винсент, и вся эта нелепая скульптурно-театральная композиция скрылась за углом западного крыла «Алебард» в направлении парадного входа. В ту же минуту месяц зашел за тучи.
Трой собралась было улечься обратно в кровать, но перед тем бросила взгляд на каминные часы, обрамленные корпусом из севрского фарфора, и страшно удивилась, обнаружив, что еще только десять минут первого.
Тем не менее заснула она на сей раз моментально и пробудилась только от звука раздвигаемых штор.
— Доброе утро, Найджел, — проговорила Трой.
— Доброе утро, — невнятно и тихо произнес Найджел, — мадам.
По-прежнему опустив очи долу, он поставил поднос с чаем на прикроватную тумбочку.
— Здóрово навалило за ночь?
— Не очень, — тяжело вздохнул лакей и повернулся к двери.
— А мне показалось, мело довольно-таки сильно. Наверное, тяжело было сани толкать? Небось вы замерзли?