Сезон крови - читать онлайн книгу. Автор: Грег Гифьюн cтр.№ 21

Готов поспорить, теперь она понимает, что ей следовало связать свою жизнь с кем-нибудь другим.

Может быть, из-за этого у нас уже так давно не было нормального секса. Может быть, она любит меня, но уже много лет не влюблена в меня. Может быть, она боится забеременеть, и одна мысль о том, чтобы завести ребенка в браке вроде нашего, для нее невыносима. Может быть, она получает все необходимое с кем-то другим. Может быть, все так просто. А может, и нет. Может, мы обожаем друг друга, но у нас накопились проблемы, как у любой другой пары. И, может быть, эти проблемы не имеют особого значения, пока мы знаем, что никогда не оставим друг друга.

Я допил пиво и кинул пустую банку в сумку.

Подумайте обо всех прошедших годах…

* * *

Кроме редких важных эпизодов, имевших особое значение, наши детские годы вспоминались лишь смутно. Жизнь в Поттерс-Коув по большей части текла однообразно, здесь мало что менялось. В те времена еще существовало явное различие между «школьной» и «уличной» одеждой, но не было видеокассет, игровых приставок и кабельного телевидения, компьютеров, Интернета и электронной почты, сотовых телефонов, пейджеров и микроволновых печей. Самым замечательным образцом новейших технологий, который можно себе вообразить, был ручной калькулятор без провода. Дети играли на улице и редко смотрели телевизор, да и каналов тогда было всего семь (ну или девять-десять, считая те, что ловились на дециметровых частотах – если в доме стояла соответствующая антенна) – последнее поколение, которое росло не таким искушенным и не столь поглощенным технологиями. Конец эпохи невинности, иначе не скажешь.

Летом 1975 года мы все переживали несуразный переход к подростковому возрасту. В тринадцать мы, по сути, перестали считаться детьми, но не были и взрослыми, и еще несколько лет нам предстояло находиться в некоем промежуточном состоянии между двумя этими этапами.

Годом раньше президент Никсон ушел в отставку и была похищена Патти Херст. В январе три человека, Джон Митчелл, Гарри Холдеман и Джон Эрлихман, которые постоянно появлялись на экранах телевизоров из-за процесса, на который мы не обращали особого внимания, были признаны виновными в деле о скандале в Уотергейтском отеле и получили тюремные сроки от тридцати месяцев до восьми лет. В апреле наконец завершилась война во Вьетнаме, Сайгон сдался, и остатки американских войск возвратились домой.

Из-за Вьетнама и Уотергейта времена изменились, и даже мы в свои тринадцать лет это чувствовали. В каком-то смысле, оба события нанесли вред нашей человечности, все вокруг стало другим. Люди теперь смотрели на вещи иначе, с меньшим доверием и большим цинизмом. Ущерб был непоправимым, и – в печали, в радости и безразличии – страна никогда уже не стала прежней.

Но этим летом происходили события, куда более важные для большинства тринадцатилетних мальчишек. Бостонские «Ред Сокс» рвались все выше (и дошли до Мировой серии, но проиграли Цинциннати в душераздирающей итоговой игре). Мать Бернарда сводила нас на «Пролетая над гнездом кукушки» и «Собачий полдень», фильмы со «взрослым» рейтингом, но потом вышли «Челюсти» и стали самым классным и страшным из всего, что нам разрешалось смотреть. Даже в популярных местах пляжного отдыха вроде Поттерс-Коув и по всему полуострову Кейп-Код люди боялись соваться в воду; все беспрестанно высматривали акул-убийц и видели плавник за каждой волной.

В том же году президент Форд за семнадцать дней пережил два покушения, а потом еще и проиграл выборы Джимми Картеру в 1976-м.

Но о предыдущем лете, лете 1975 года, у меня осталось первое воспоминание, намекавшее, что Бернард был немного другим.

В нашей компании у Бернарда была самая молодая мать, и хотя все родители знали друг друга, но общались нечасто и особо не дружили. Она одна не работала. Когда-то Линда повредила спину и теперь получала государственные выплаты по инвалидности, хотя с нашей точки зрения с ней все было в порядке. Она много пила и редко выходила из дома днем, но несмотря на все проблемы, оставалась очень привлекательной женщиной, и в нашей компании считалась «классной» мамой. Практически каждые выходные Бернард проводил у кого-то из нас, пока его мать «развлекала» мужчин. Она встречала их в местных кабаках, куда частенько наведывалась, и предпочитала оставаться наедине со своими ухажерами. О таком положении дел знали все, но мы никогда это не обсуждали, так как Бернарда, казалось, все устраивало. Он смущался или расстраивался, только если об этом заговаривал кто-то посторонний.

Разумеется, благодаря своей внешности и поведению (среди прочего, летом она загорала в бикини на заднем дворе) Линда вскоре стала центральным действующим лицом практически всех мальчишеских фантазий, порожденных бурлившими гормонами, но при Бернарде мы всегда сдерживались. Он все равно знал, что мы пускали слюни на его мать, но, казалось, был слишком увлечен всеми прочими представительницами женского пола в городе, чтобы обращать на это внимание. Женщины нас только начали интересовать, правда, у Рика был сексуальный опыт – всего через несколько недель после тринадцатилетия он лишился девственности в компании с пятнадцатилетней болельщицей из старшей школы, с которой остальные не посмели бы даже заговорить.

Как всякий достойный главарь, Томми подходил к делу серьезнее и по большей части оставался в стороне от нашей одержимости. При этом мы отлично понимали, что уж он-то с легкостью нашел бы девушку «для этого», если бы захотел. Он был таким симпатичным, что это было почти нечестно, но, кажется, никогда не использовал внешность с выгодой для себя, как будто не вполне осознавая свои преимущества. Дональд все еще притворялся (по большей части ради нас), что женский пол представлял для него какой-то интерес, а мы с Бернардом плелись в условном хвосте и проводили большую часть дня, думая о девчонках, но едва ли решаясь к ним приблизиться.

В сентябре нам предстояло перейти в старшую школу, и уже через несколько месяцев у меня появятся кожаная куртка, бунтарское амплуа и первая настоящая подружка. Но тем летом я еще был прежним тощим, неуклюжим мальчишкой с круглосуточной эрекцией. Мой старший брат Кенни называл меня «стояком на ножках». Кенни был старше на пять лет – достаточно взрослым, чтобы понимать, что случилось с отцом, скучать по нему и мучиться. К тому времени, как я перешел в старшую школу, он уже закончил учебу и поступил на службу во флот. Он как будто ужасно неуютно чувствовал себя в роли старшего брата, и еще меньше хотел стать некоей заменой отцу, так что по большей части держался в стороне. И хотя он никогда не делал этого осознанно или со зла, я видел его как раз достаточно, чтобы скучать по нему, но при этом нередко ощущал себя единственным ребенком. Кенни вступил в военно-морской флот, оставив дом в конце лета 1975 года, и ни разу не свернул с выбранного пути. С этого момента мои воспоминания о старшем брате состояли по большей части из открыток из всех точек мира да одного-двух раз в год, когда мне удавалось с ним повидаться: он на пару дней заскакивал в город и тут же возвращался на корабль, чтобы отправиться к какому-нибудь далекому берегу.

Тем летом многое произошло, многое поменялось, и у меня было полно воспоминаний. Но этой ночью, в задрипанном автосалоне, при бледном свете ночников безопасности, попивая пиво и размышляя о прошлом, я сосредоточился на одном определенном дне.