– Какой сегодня день?
Уж если Сесил Винге не помнил, что нынче за день, Карделю и подавно пришлось приложить немало усилий, чтобы сообразить. После того как новость о смерти Винге оказалась фальшивой, дни сменяли друг друга незаметно, прерываясь лишь на короткий сон, никак не зависящий от времени суток.
Винге, не дожидаясь ответа, спросил задремавшего стражника.
– Суббота, – неохотно ответил тот. – Суббота, седьмое число.
– А сколько сейчас времени?
– К полуночи. Нормальные люди десятый сон видят.
– Мы не можем терять ни минуты, Жан Мишель. Норлин дает прощальный ужин в Бирже перед отъездом в Вестерботтен. Мне надо обменяться с ним парой слов, пока он не растворился в северных туманах.
До Большой площади не больше трех минут. В метельной круговерти тень шпиля церкви выглядела, как вонзенный в черное небо меч. Винге выдохнул с облегчением: окна Биржи ярко освещены, значит, пир еще не закончился. В зале длинные столы сдвинуты к стенам, чтобы освободить место для танцев. Топот такой, что даже хрустальные люстры под полотком покачиваются в ритме танца. Гостей никак не меньше двух сотен, среди них много знакомых Карделю лиц. Пляшет даже сам губернатор Стокгольма Модé. Физиономия красная, как только что сваренный рак, воротничок расстегнут. Знакомые начальники из магистрата с бокалами шампанского в руках. Седерельм облегчается у стены и хохочет, глядя на потолок, – Кардель проследил за его взглядом, но так и не понял, что рассмешило коммерческого советника.
– Норлин популярен, как я погляжу. Хороший парень, должно быть.
– За то и увольняют, – кивнул Винге. – Вы его видите, Жан Мишель?
Кардель присмотрелся к шевелящейся толпе:
– Вон он. У почетного стола. Я с ним в жизни не встречался, но судя по всему – он.
Они протолкнулись в угол зала. Норлин, заметив Винге, вздрогнул и ущипнул себя за красный как свекла нос. Взлохмаченный парик сполз на лоб.
– Мне говорили, ты умер, Сесил. Мы что, так шумим, что мертвецы встают из могил?
– Скорее всего, ты меня видишь, потому что и сам умер, Юхан Густаф. Перебрал вина и объелся засахаренным миндалем. Я пришел показать тебе дорогу к Стиксу и передать в объятия Харону. Из рук в руки, позволь выразиться.
Норлин остолбенел. Краска отхлынула от лица. Он стоял с бокалом в руке, не зная, что ответить, пока на него не наткнулась сильно подвыпившая дама с моделью фрегата в парике.
– Черт тебя побери, Сесил Винге. Призрак Индебету, да еще пьяный в доску! – расхохотался бывший полицеймейстер. – Никогда за тобой такого не водилось. И никогда не слышал, как ты ерничаешь. Но, если хочешь и впрямь выглядеть призраком, перестань икать…
Норлин развел руками, и улыбка сошла с его лица:
– Итак, моя полицеймейстерская сага окончена. Если в Вестерботтене будет слишком холодно, буду согреваться мыслью, что наконец-то мне не надо копаться в дерьме стокгольмских интриг.
– А когда Ульхольм приступает к работе?
– Не знаю. – По лицу Норлина пробежала тень. – Через неделю или около того. Мне очень жаль, Сесил, что я не смог выиграть для тебя побольше времени.
– Я и так у тебя в долгу, Юхан Густаф. Мало того, собираюсь этот долг увеличить. Помнишь, я был у тебя по поводу утопленника в Фатбурене? Твой стол был завален нераспечатанными доносами от работающих на Лильенспарре шпиков. Ты сказал, что доносы продолжают поступать со всей страны, хотя сам Лильенспарре уже год как в ссылке в Померании. Скажи мне, они целы, эти письма? Ты не приказал их выкинуть?
– Эту работу я с немалым удовольствием поручил Исаку Блуму.
– Тогда слушай внимательно. У меня есть серьезные основания полагать, что разгадка преступления, которое Жан Мишель и я пытаемся раскрыть еще с осени, кроется в этих доносах. Если ты позволишь, я бы хотел заняться этими письмами уже сегодня. Прямо сейчас.
– Такая мелочь… жаль, я так мало могу для тебя сделать. Но хоть так… Само собой, Сесил. Возьми с собой Блума, он уже достаточно выпил сегодня, пора остановиться. – Норлин внимательно посмотрел на Карделя. – Только проследите, чтобы он не упал. На днях он свалился с лестницы и изрядно подпортил физиономию.
Они двинулись к дверям, но Норлин взял Винге за рукав и задержал.
– И вот еще что… попроси Блума открыть мой кабинет. В верхнем ящике стола – твое жалованье. А я-то уже собирался послать его вдове…
Они подошли к Исаку Райнхольду Блуму, увлеченному беседой с двумя щедро напудренными дамами. Увидев Карделя, он чуть не выронил бокал, и Карделю пришлось схватить его за ворот, чтобы помешать залезть под стол.
– Только не бей меня!
Карделю пришлось удерживать Блума в вертикальном положении, поскольку у того подгибались ноги. Винге дружески положил руку на плечо секретаря и заставил его выпить вина. С каждым глотком к Блуму возвращалась уверенность в себе.
В гардеробе Блуму вручили его потертое пальто, и все трое вышли на улицу. На крыльце стояли гости, достаточно разгоряченные выпитым вином и танцами, чтобы не замечать все усиливавшуюся вьюгу. Снег летел почти параллельно земле и так густо, что колодец с его насосами в центре площади был почти неразличим. Красивая женщина с оголенными плечами под смех и аплодисменты пыталась поймать языком снежинки. Один из ее поклонников сделал шаг назад и наткнулся на Винге.
Они узнали друг друга почти одновременно.
– Йиллис Тоссе. Я не видел тебя после университета. И не слышал. Имя впервые прочитал на твоем письме Норлину. Сказал бы, что это даже не письмо. Донос. Ты называешь меня якобинцем.
Тоссе был изрядно пьян, но язык еще не заплетался.
– Сесил Винге! Значит, не слышал обо мне… С удовольствием бы и о тебе не слышал, но твое имя гремит на весь Стокгольм.
Он сделал искусственную паузу и криво ухмыльнулся:
– Но, похоже, скоро твоей популярности придет конец.
– А как дела у мадам Сакс? – спросил Винге, не обращая внимания на откровенную грубость.
Тоссе развел руками:
– О, после твоих подвигов ей предстоит много поработать, чтобы восстановить утраченное доверие. Дом Кейсера сейчас пустует… но у нашего маленького кружка хватит денег, чтобы найти другое местечко. Так что ты не мучься угрызениями совести, что лишил кого-то заслуженного удовольствия.
– Какого удовольствия? – сухо произнес Винге. – Смотреть, как негодяи издеваются над беззащитным человеческим существом? Или ты сам из таких?
Тоссе пододвинулся поближе, положил руку на плечо и тихо и доверительно произнес:
– Сесил, я знаю, тебе не так много осталось жить на этой земле. Никому не пожелаю такой кончины – в койке, загаженной кровавой харкотиной. Но поверь, это счастливый исход по сравнению с тем, что тебя ждет, если будешь продолжать бодаться с эвменидами. И главное, без всякой пользы. В мире есть законы, изменить которые не в силах никто. Один из них – право сильного, что бы твой любимый Руссо не мямлил по этому поводу.