— Ах, черт возьми! Ну, да ведь это может случиться… Да, впрочем, что ж я! Моя же туда не ходит!
— А где она — ваша?
— Вам это хочется знать; что ж вам?
— Признаюсь, я всё про то…
— Фу, бог мой! Да вы без стыда без всякого! Ну, у моей здесь знакомые, в третьем этаже, на улицу. Ну, что ж вам, по именам людей называть, что ли?
— Бог мой! И у меня есть знакомые в третьем этаже, и окна на улицу. Генерал…
— Генерал?!
— Генерал. Я вам, пожалуй, скажу, какой генерал: ну, генерал Половицын.
— Вот тебе на! Нет, это не те! (Ах, черт возьми! черт возьми!)
— Не те?
— Не те.
Оба молчали и в недоумении смотрели друг на друга.
— Ну, что ж вы так смотрите на меня? — вскрикнул молодой человек, с досадою отряхая с себя столбняк и раздумье.
Господин заметался.
— Я, я, признаюсь…
— Нет, уж позвольте, позвольте, теперь будемте говорить умнее. Общее дело. Объясните мне… Кто у вас там?..
— То есть знакомые?
— Да, знакомые…
— Вот видите, видите! Я по глазам вашим вижу, что я угадал!
— Черт возьми! да нет же, нет, черт возьми! слепы вы, что ли? ведь я перед вами стою, ведь я не с ней нахожусь; ну! ну же! Да, впрочем, мне все равно; хоть говорите, хоть нет!
Молодой человек в бешенстве повернулся два раза на каблуке и махнул рукой.
— Да я ничего, помилуйте, как благородный человек, я вам все расскажу: сначала жена сюда ходила одна; она им родня; я и не подозревал; вчера встречаю его превосходительство: говорит, что уж три недели как переехал отсюда на другую квартиру, а же… то есть не жена, а чужая жена (на Вознесенском мосту), эта дама говорила, что еще третьего дня была у них, то есть на этой квартире… А кухарка-то мне рассказала, что квартиру его превосходительства снял молодой человек Бобыницын…
— Ах, черт возьми, черт возьми!..
— Милостивый государь, я в страхе, я в ужасе!
— Э, черт возьми! да мне-то какое дело до того, что вы в страхе и в ужасе? Ах! вон-вон мелькнуло, вон…
— Где? где? вы только крикните: Иван Андреич, а я побегу…
— Хорошо, хорошо. Ах, черт возьми, черт возьми! Иван Андреич!!
— Здесь, — закричал воротившийся Иван Андреич, совсем задыхаясь. — Ну, что? что? где?
— Нет, я только так… я хотел знать, как зовут эту даму?
— Глаф…
— Глафира?
— Нет, не совсем Глафира… извините, я вам не могу сказать ее имя. — Говоря это, почтенный человек был бледен как платок.
— Да, конечно, не Глафира, я сам знаю, что не Глафира, и та не Глафира; а впрочем, с кем же она?
— Где?
— Там! Ах, черт возьми, черт возьми! (Молодой человек не мог устоять на месте от бешенства.)
— А, видите! почему же вы знали, что ее зовут Глафирой?
— Ну, черт возьми, наконец! еще с вами возня! Да ведь вы говорите — вашу не Глафирой зовут!..
— Милостивый государь, какой тон!
— А, черт, не до тону! Что она, жена, что ли, ваша?
— Нет, то есть я не женат… Но не стал бы я сулить почтенному человеку в несчастии, — человеку — не скажу достойному всякого уважения, но по крайней мере воспитанному человеку, — черта на каждом шагу. Вы всё говорите: черт возьми! черт возьми!
— Ну да, черт возьми! вот же вам, понимаете?
— Вы ослеплены гневом, и я молчу. Боже мой, кто это?
— Где?
Раздался шум и хохот; две смазливые девушки вышли с крыльца; оба бросились к ним.
— Ах какие! что вы?
— Куда вы суетесь?
— Не те!
— Что, не на тех напали! Извозчик!
— Куда вас, мамзель?
— К Покрову; садись, Аннушка, я довезу.
— Ну, а я с той стороны; пошел! Смотри же, шибче вези…
Извозчик уехал.
— Боже мой, боже! Но не пойти ли туда?
— Куда?
— Да к Бобыницыну.
— Нет-с, нельзя…
— Отчего?
— Я бы, конечно, пошел; но тогда она скажет другое; она… обернется: я ее знаю! Она скажет, что нарочно пришла, чтоб меня поймать с кем-нибудь, да беду на меня же и свалит!
— И знать, что, может быть, там она! Да вы — я не знаю, почему же — ну, да вы подите к генералу-то…
— Да ведь он переехал!
— Всё равно, понимаете? она же ведь пошла; ну, и вы тоже — поняли? Сделайте так, что как будто не знаете, что генерал переехал, приходите как будто к нему за женой, ну и так далее.
— А потом?
— Ну, а потом накрывайте кого следует у Бобыницына; фу, ты, черт, какой бестолк…
— Ну, а вам-то что до того, что я накрываю? Видите, видите!..
— Что, что, батенька? что? опять за то же, что прежде? Ах, ты, господи, господи! Срамитесь вы, смешной человек, бестолковый вы человек!
— Ну, да зачем же вы так интересуетесь? вы хотите узнать…
— Что узнать? что? Ну, да, черт возьми, не до вас теперь! Я и один пойду; ступайте, подите прочь; стерегите, бегайте там, ну!
— Милостивый государь, вы почти забываетесь! — закричал господин в енотах в отчаянии.
— Ну, что ж? ну, что ж, что я забываюсь? — проговорил молодой человек, стиснув зубы и в бешенстве приступая к господину в енотах. — Ну, что ж? перед кем забываюсь?! — загремел он, сжимая кулаки.
— Но, милостивый государь, позвольте…
— Ну, кто вы, перед кем забываюсь; как ваша фамилия?
— Я не знаю, как это, молодой человек; зачем же фамилию?.. Я не могу объявить… Я лучше с вами пойду. Пойдемте, я не отстану, я на всё готов… Но, поверьте, я заслуживаю более вежливых выражений! Не нужно нигде терять присутствия духа, и если вы чем расстроены, — я догадываюсь чем, — то по крайней мере забываться не нужно… Вы еще очень, очень молодой человек!..
— Да что мне, что вы старый? Эка невидаль! ступайте прочь; чего вы тут бегаете?..
— Почему ж я старый? какой же я старый? Конечно, по званию, но я не бегаю…
— Это и видно. Да убирайтесь же прочь…
— Нет, уж я с вами; вы мне не можете запретить; я тоже замешан; я с вами…
— Ну, так тише же, тише, молчать!..
Оба они взошли на крыльцо и поднялись на лестницу, в третий этаж; было темнехонько.
— Стойте! Есть у вас спички?
— Спички? какие спички?