Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U­505. 1941—1945 - читать онлайн книгу. Автор: Ганс Якоб Гёбелер cтр.№ 31

А что те маленькие оранжевые топорики, сделанные из обломков самолета Силлкока? Я до сих пор ношу их как талисман на счастье и в память о былом.

С зияющим отверстием в корпусе U-505, заделанным не чем более существенным, как резиновые баллоны, наша лодка была совершенно неспособна погружаться под воду, чтобы избежать новых воздушных атак. К тому же мы были абсолютно безоружны. Наше 37-мм зенитное орудие было сброшено взрывом за борт, и у нас оставалось совершенно ничтожное 20-мм одноствольное орудие для защиты от самолетов. Чтобы сделать ситуацию еще труднее, на море стоял абсолютный штиль, без всяких волн с барашками, которые могли хотя бы немного скрыть наш кильватер. А еще мы тянули за собой большое масляное пятно, которое образовало горючее, просачивающееся из лопнувшей цистерны. Это было особенно опасно, вражеские самолеты могли воспользоваться этим, чтобы найти нас, как охотники по кровавому следу находят раненое животное.

К счастью для нас, Силлкок соблюдал радиомолчание перед атакой, чтобы не выдать своего местоположения, а взрыв его собственной глубинной бомбы положил конец всяким его шансам связаться с базой после атаки. Это давало нам малую надежду уйти из этого района, пока британцы не направили сюда дополнительные воздушные силы. Повезло нам еще и в том, что низкая облачность продолжала висеть в воздухе. Царь Нептун, очевидно, присматривал за старой U-505, потому что неприятели не заметили нашу подводную лодку в период ее максимальной уязвимости.

Следующие 18 часов мы провели, следуя самым полным ходом, который только могли развить в этих холодных сине-зеленых волнах, используя последний оставшийся на ходу дизельный двигатель, работая как пчелы над ремонтом второго. Чем больше мы находили повреждений в нашей лодке, тем больше убеждались, что нам невероятно повезло остаться в живых.

Самой насущной проблемой для нас было залатать отверстие, пробитое во внешнем корпусе. Чтобы сделать это, нам надо было довольно много листовой стали. Проблемы в этом не было, поскольку разбитая палуба и боевая рубка снабдили нас рваными листами металла, в которых мы нуждались. Сначала мы провели несколько часов, срезая ацетиленовой горелкой согнутые и порванные листы. Затем, нагрев листы факелом и работая кувалдой, мы придали металлу приблизительно нужную нам форму. Затем, используя электроэнергию одного из электромоторов, мы заварили металлом пробоину в корпусе. Мы пытались также заварить текущую цистерну с горючим, но, несмотря на все наши усилия, за лодкой продолжала тянуться широкая масляная полоса всех цветов радуги.

Когда были приварены на место большие куски металла сорванной части палубы, даже пробитые и имевшие глубокие вмятины от взрыва глубинной бомбы, мы обнаружили, что значительная часть палубы в порядке. Это означало, по крайней мере теоретически, что мы снова постепенно способны погружаться. Но прежде чем мы были способны подумать о погружении, нам следовало починить или заменить дюжины водных и воздушных коммуникаций, разрушенных взрывом. Следовало также отремонтировать один из громадных глушителей для дизель-моторов, а также надо было привести в должный порядок всасывающие и выбрасывающие клапаны, смятые взрывом. Мы принялись за каждый участок этой работы с решимостью, порожденной отчаянием. По мере решения той или иной проблемы в нас креп оптимизм, что мы сможем выбраться из этой ситуации и вернуться домой.

Мы работали подобно кули ³³, день и ночь, чтобы снова придать нашей лодке возможность действовать. Без нужных инструментов работа не всегда ладилась, но всегда от нее ломило спину. Но когда наступил рассвет 10-го числа, я почувствовал уверенность в том, что мы способны доложить Чеху о том, что мы можем попытаться совершить очень неглубокое погружение. Известие о пробном погружении возбудило нас всех.

Дизель был выключен, и лодка постепенно остановилась. Неожиданная тишина только подчеркивала серьезность наших затруднений и умножала нашу тревогу. Мы все знали, что поставлено на карту: единственное неправильное или несработавшее соединение в небольшом листе стали или трубе может отправить нас на морское дно.

Прозвенел звонок к погружению, неожиданно напугавший нас своим громким боем – мы уже успели отвыкнуть от него за время ремонта. Ожидание переходило в муку, когда мы слышали, как медленно, очень медленно клокочущая вода заполняет балластные цистерны. Осторожно, частями по 50 литров за один раз, цистерны были заполнены. С каждым незначительным добавлением веса наша лодка все глубже и глубже опускалась в воду.

Через время, показавшееся нам всем вечностью, мы услышали доклад, которого ждали все это время:

– Люк мостика под водой!

Мы сделали это! Да, было еще несколько небольших протечек воды вдоль установки левого дизеля и кое-где в местах наших любительских сварок, но в общем все держалось. Мы все веселились, как футбольные болельщики.

Но проверка еще не была закончена. Хотя формально мы были под водой, верхний лист боевой рубки погрузился всего на несколько сантиметров и был прекрасно виден с любого самолета, пролетающего над нами. Чтобы выжить в переходе через Атлантику, а в особенности активно патрулируемый участок Бискайского залива, мы должны были держаться под водой на глубине по крайней мере в 35 метров. Командир отдал приказ:

– Центральный пост всем отсекам: тщательно контролировать любое появление воды. Пока все отлично… погружаемся глубже!

На наше счастье, носовой перископ оказался прикрыт от основной ударной волны взрыва кормовым перископом и, по крайней мере частично, работал. Чех использовал его, чтобы осмотреть кормовую часть лодки. Он отметил, что лодка по-прежнему теряет значительное количество горючего, но, по крайней мере, больших потерь воздуха не наблюдалось.

Мы услышали, как загудели электромоторы, и лодка медленно двинулась вперед. Когда мы погрузились несколько глубже, некоторые из стальных листов начали скрипеть и стонать. Все мы в центральном контрольном посту обменялись тревожными взглядами, но ни один не произнес ни слова. Стрелка указателя нашего глубиномера, несколько поколебавшись, показала глубину в 35 метров. Наконец-то мы выровнялись и опустились на необходимую глубину. Наше дикое ликование было смешано со слезами радости.

Мы должны были ожидать этого, но для нас все же стало неожиданностью, когда в момент нашего ликования Чех и его старший помощник испортили его. Чех расстроился из-за того, что из своего первого похода он вернется только с одним победным вымпелом на перископе. Его старший помощник был зол на то, что ему придется стоять больше вахт на мостике, поскольку Штольценберг лежал тяжелораненым. Как и можно было предсказать, их депрессия в усиленном варианте отразилась на экипаже. Независимо от этого, они не могли ослабить наш боевой дух. Мы пережили самое худшее, что британцы могли сбросить для нас, и все же остались на плаву. Мы были горды собой, даже если наши командиры были другого мнения.