— Ты опять нас обманываешь, — сказал я. — Я точно знаю, что ребёнок зарождается внутри своей мамы, точь-в-точь, как семечко в яблоке! К тому же мюмл на борт брать нельзя, это плохая примета!
— Чепуха! — беспечно ответила Мюмлина дочь и хлебнула ещё кофе.
Мы привязали к хвостику Клипдасса записку с адресом и поцеловали его в мордочку. К чести его стоит заметить, что он при этом никого из нас не цапнул за нос.
— Маме привет, — сказал Фредриксон. — Смотри пакетбот не сломай.
— Не сломаю, — радостно пообещал Клипдасс.
И удалился с Мюмлиной дочерью, пообещавшей присмотреть за его посадкой на пакетбот.
Фредриксон разложил на навигационном столе карту мира. Тут раздался стук в дверь, и громовой голос прокричал:
— Телеграмма! Срочная телеграмма для Фредриксона!
За дверью стоял громадный хемуль из гвардии Самодержца. Сохраняя хладнокровие, Фредриксон надел капитанскую фуражку и с серьёзным видом прочёл телеграмму. Вот что в ней говорилось:
ДОШЛО НАШЕГО СВЕДЕНИЯ ЧТО ФРЕДРИКСОН ГЕНИАЛЬНЫЙ ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ТЧК ПРОСИМ ПОСТАВИТЬ ТАЛАНТ СЛУЖБУ САМОДЕРЖЦА ВСКЛ СРОЧНО ТЧК
— Простите, но пишет он не слишком грамотно, этот Король, — сказал Шуссель, который выучился читать по своей банке (Максвелл-хаус-кофе-хай-грейд-уан-паунд
[9] и так далее — это, конечно, пока банка была ещё синяя).
— В срочных телеграммах не ставят предлоги, — объяснил Фредриксон. — Некогда. А телеграмма — отличная.
Он достал из-за нактоуза щётку для волос и принялся так усердно причёсывать уши, что во все стороны полетели клочья волос.
— А можно я вставлю предлоги в твою замечательную телеграмму? — спросил Шуссель.
Фредриксон его не слышал. Он что-то мурлыкал себе под нос и, закончив причёсывать уши, стал чистить штаны.
— Слушай, — осторожно сказал я. — Если ты станешь изобретать разные вещи для Самодержца, то мы больше не сможем путешествовать, да?
Фредриксон что-то рассеянно промычал.
— А изобретения быстро не делаются, так ведь? — продолжил я.
Фредриксон не отозвался, и я воскликнул, уже в отчаянии:
— Но как же можно стать искателем приключений, если всё время сидеть на одном месте? Ты же хочешь быть искателем приключений, разве нет?!
На это Фредриксон ответил:
— Нет. Я хочу быть изобретателем. Я хочу изобрести летающий речной корабль.
— А как же я? — спросил я.
— А ты можешь вместе с остальными основать колонию, — ласково сказал Фредриксон и исчез.
В тот же вечер Фредриксон переехал в Парк Сюрпризов и забрал с собой «Морзкой оркестор». Только рубка осталась одиноко стоять на берегу. Гвардейцы Самодержца закатили корабль в парк, окружив всё это дело строжайшей тайной и восемью новыми каменными изгородями (подданные были счастливы снова приняться за работу).
В парк доставили несколько тачек с инструментами, тонны шестерёнок и километры стальной пружины. Фредриксон обещал Самодержцу, что по вторникам и четвергам будет изобретать разные смешные вещи для пугания подданных; в остальное же время он мог сколько угодно заниматься своим летающим кораблём. Однако обо всём этом я узнал много позже. Поначалу же мне просто казалось, что меня бросили. Я снова разочаровался в Самодержце и перестал восхищаться королями. В придачу я понятия не имел, что значит это странное слово — «колония». В конце концов я отправился за утешением к Мюмле.
— Э-ге-гей! — крикнула Мюмлина дочь. Она стояла у водяной колонки и мыла своих младших братьев и сестёр. — Ты будто клюквы наелся!
— Я больше не искатель приключений, я собираюсь основать колонию, — уныло ответил я.
— Ого. А что это такое? — спросила Мюмлина дочь.
— Не знаю, — буркнул я. — Вероятно, что-то на редкость глупое. Лучше, пожалуй, уплыву с хаттифнатами, в полном одиночестве, как шторм или как орлан-белохвост.
— Тогда я с тобой, — заявила дочь Мюмлы и перестала качать воду.
— Ты — не Фредриксон, — сказал я, но мой тон не оказал на неё должного воздействия.
— Вот именно! — радостно воскликнула она. — Мама! Ты где? Куда она опять запропастилась?
— Привет, — сказала Мюмла, выглянув из-под листка. — Сколько вымыла?
— Половину, — ответила её дочь. — Остальные пусть походят грязные, потому что этот тролль пригласил меня отправиться с ним в кругосветное путешествие, в полном одиночестве, как зяблик или шторм!
— Нет, нет, нет! — Я, понятное дело, забеспокоился. — Я совсем не то хотел сказать!
— Ладно, как орлан-белохвост, — поправилась Мюмлина дочь.
А её мама удивлённо воскликнула:
— Да что ты говоришь! Значит, к ужину тебя не ждать?
— Ох, мама, — вздохнула Мюмлина дочь. — В следующий раз, когда ты меня увидишь, я буду самой большой мюмлой на целом свете! Ну что, в путь?
— Я тут подумал, может, всё-таки лучше основать колонию… — упавшим голосом пробормотал я.
— Отлично! — весело согласилась она. — Теперь мы — колонисты! Смотри, мама, я настоящий колонист, и я ухожу из дома!
Дорогой читатель, ради твоего же блага я прошу тебя остерегаться мюмл. Они интересуются всем подряд и совершенно не могут понять, что сами они тебе неинтересны.
Итак, против собственной воли я основал колонию вместе с дочерью Мюмлы, Шусселем и Юксаре. Мы собрались в брошенной рубке Фредриксона.
— Вот что я вам скажу, — заявила дочь Мюмлы. — Я спросила у мамы, кто такие колонисты. Она думает, что колонисты — это те, кто ужасно не любит одиночества. Поэтому они селятся вместе, как можно ближе друг к другу. Правда, со временем они начинают ужасно ссориться, но это всё равно веселей, чем когда ты живёшь один и ссориться не с кем! Мама просила меня быть поосторожней.
За её словами последовала недовольная тишина.
— Неужели нам обязательно теперь ссориться? — испуганно спросил Шуссель. — Я очень не люблю ссориться! Простите, но ссоры — это так печально!
— Всё не так! — воскликнул Юксаре. — Колония — это место, где живут тихо и мирно и как можно дальше друг от друга. Иногда там случается что-нибудь необычное, но потом снова наступают мир и тишина… Кто-то, положим, живёт на яблоне. Песни, солнечный свет, безмятежный утренний сон, сами понимаете. Никто не стоит на ушах и не твердит тебе про всякие важные вещи, которые надо сделать и никак нельзя отложить… Дела делаются сами, без всякого твоего участия!