Ангел вновь вскинул клинок, но Райна была уже рядом. Нет, не просто воительница Райна, удачливая наёмница, но дщерь Великого Аса Воронов, Древнего Бога О́дина, Владыки вечного Асгарда.
Кровь вскипела в жилах, горячая кровь валькирии. Мы гордо стояли и гордо сражались и ни от кого не жаждали спасения!..
Хоть и не на крылатом коне, но она дотянулась острием меча до снежно-белого запястья ангела, и на плоти того осталась ярко светящаяся черта – ни капли крови.
С ними можно сражаться. Их можно ранить!
Лицо ангела исказилось. Он недоумённо воззрился на запястье, где слепяще горела белая полоса.
Райна замахнулась вновь, но её опередила тёмная крылатая тень, бросившаяся на ангела сверху. Мелькнули широкие крылья, густо-серые мощные лапы с загнутыми когтями, лицо – сплошная гримаса ярости, оскаленные зубы, широко расставленные голубые глаза и клубок шипящих змей вместо волос.
Горгона впилась в шею ангела, оплетая его руками и ногами-лапами; два врага кувырком покатились по грудам обломков. Древняя, оказываясь сверху, всякий раз ухитрялась ударить ангела лбом в лицо; крови не было, только яркие-яркие белые пятна.
– Бей-убивай! – прорычала горгона, выпрямляясь над замершим телом в белых одеждах. – Убивай, валькирия, дщерь великого бога! Наш день сегодня! Только наш! Только на…
Ещё один ангел вырвался из алых туч, спустившихся почти к самым крышам города, взмахнул мечом, и голова горгоны слетела с плеч, змеи, яростно шипя, раскинулись по мостовой.
Ангел камнем рухнул рядом с поверженным товарищем, нагнулся; выпрямился – губы сжаты плотной бесцветной линией; замахнулся ногой, пнул отрубленную голову.
Змеи зашипели все разом, и глаза горгоны широко раскрылись, ловя и притягивая взгляд ангела. Голубое сияние полыхнуло, и слуга Спасителя замер, на белоснежном лике выражение глубочайшего недоумения. Белые одеяния оборачивались чистейшим мрамором, волосы – замершим золотом.
Глаза горгоны закрылись, змеи, получив свободу, расползались в разные стороны, исчезая в камнях.
Зашевелился первый из ангелов, приподнялся – и прямо в горло ему вошёл меч валькирии.
Огромные глаза ангела сделались ещё больше, и Райна новообретёнными чувствами ощутила, как истаивает та сила, что давала слуге Спасителя подобие жизни. Не исчезает, а словно бы уползает, будто туман, куда-то вдаль, к Тому, кто изначально отделил её от своей собственной.
«Нет, так просто их не убьёшь всё равно». Райна смотрела, как расточается и рассыпается мельчайшей пылью тело ангела. Склонилась над мёртвой головой горгоны – страшные очи её закрылись, успев отомстить.
«Прощай, дщерь О́дина, – прошелестело где-то на самом дне сознания валькирии. – Я ухожу… в чертоги твоего отца… может, он найдёт меня достойной…»
Валькирия отсалютовала павшей.
– Да будет лёгок путь твой к вратам Асгарда, храбрая сестра!..
После этого полагалось сказать «да встретит тебя там пенный мёд и вечная охота», но было ли это сейчас?
Вздохнув, Райна повернулась спиной к мёртвой.
Над головой разом пронеслись несколько крылатых созданий, горгоны, сфинкс, Анзу – львиноголовый орёл, другие; в дальнем конце улицы внезапно появилась целая толпа чудовищ.
Древние. Армия отца.
А потом…
– Рандгрид! – грянул над ухом знакомый бас, и валькирия оказалась в объятиях Аса Воронов.
– Дочка!..
– От… папа!
Она никогда не звала его так, даже маленькой девочкой, даже потом, когда он нашёл её и взял с собой в Валгаллу, сделав валькирией.
– За мной! – рявкнул Старый Хрофт.
Их уже окружили Древние, самых причудливых обликов.
– Прочь отсюда. – Отец Дружин потащил валькирию за собой.
– Но, но я же… – пролепетала валькирия, вдруг растерявшись и не находя слов.
– Прочь! – проревел Владыка Асгарда.
С ним вместе держались двое невесть откуда взявшихся половинчиков (и непростых, отметила валькирия), дородный купец с массивным тесаком и молодой худощавый человек, просто одетый; от одного взгляда на него у Райны подкосились ноги.
Он сам по себе был Силой, но силой совершенно иной, непривычной воительнице. Она видала обитателей Асгарда, она видала Ямерта и его клан, она билась с чародеями, мощью едва ли уступавшими её сородичам (и даже, пожалуй, превосходившими, если вспомнить тех же Безумных Богов), но ничего подобного ей доселе не встречалось.
Сейчас, однако, он тяжело дышал, по виску стекала струйка свежей крови.
– Уходим, – прохрипел он. – Но мы вернёмся. Очень скоро!..
– Что происходит?! – прокричала Райна почти в самое ухо отцу.
– Спаситель, – гаркнул тот в ответ.
– Первое и Второе пришествия разом. – Молодой их спутник бежал рядом, кровь текла по щеке, не останавливаясь.
– Что же будет с Хьёрвардом? – вырвалось у воительницы; Райну охватывал тяжкий, ледяной, недостойный валькирии ужас.
– Мы его отстоим. – Она ждала ответа от Старого Хрофта, однако снова отозвался тот, другой, обладатель удивительной Силы.
– Потом разговоры, Фиделис, потом! – оборвал его Отец Дружин. – Отсюда надо успеть вы…
Багряное небо над головами вновь извергло из себя целый рой ангелов; Владыка Асгарда взмахнул палицей, сотканной из множества сияющих колючих молний, и Древние, повинуясь, кинулись дальше всей ордой, топоча и круша то, что ещё оставалось целым.
Из развалин, через груды битого камня, изломанных брёвен, рухнувших стропил и битой черепицы, сквозь облака едкой пыли полезли мертвяки, и Райна даже обрадовалась – что-то привычное, знакомое, что можно разить, поражать и убивать – вторично.
Костяки рассыпались под её ударами; палица отца вбивала неупокоенных в деревянную мостовую; однако очень скоро немногие уцелевшие расползлись, словно мокрицы, по окрестным руинам, а в конце улицы появилась высокая фигура, в два раза выше обычного человеческого роста; ангелы слетались к ней, словно бабочки к свету.
Спаситель.
Райна бросила отчаянный взгляд на Аса Воронов.
– Отец, я… мы… нам надо…
– Нет нужды, – остановил её тот, кого владыка Асгарда назвал Фиделисом. – Я готов. Тут же погибло достаточно невинных.
Валькирия беспомощно всплеснула руками.
– Отец! Дальние… они послали меня…
– Молчи! – сурово оборвал её Старый Хрофт. – Фиделис, что ты задумал?
– Что и должен был сделать, – пожал тот плечами. – Олаф, ты… готов?
– Готов, – бестрепетно кивнул купец. – После того, как побывал… там, откуда ты меня вызвал, господин, уже ничего не страшно.