Да, это был тот самый проповедник, с которым Фредегар и Робин столкнулись в самый первый раз, только сделался он ещё бледнее, худее и безумнее. И уже не просто вещал, пророча всевозможные ужасы и бедствия; его окружала аура отчаяния и безнадёжности, в складках коричневой рясы таилась сила.
– Грядёт конец мучительный, конец неминучий! Мёртвые из погостов встают, чудища бродят за околицей, у самых врат Хедебю златокипящего! Пламень небеса заливает, к земле спускается – молитесь, братья и сёстры, усерднее Спасителя призывайте!
Старый Хрофт в некоторой растерянности пробирался через толпу следом за лекарем. В низко надвинутой старой шляпе, в старом выцветшем плаще, бывшем когда-то синим, – его можно было бы принять за седого бродягу, если б не стать. Владыке Асгарда случалось хаживать так по земле, от селения к селению, и ему приходилось прятать собственную силу – в Хьёрварде хватало чародеев, способных узнать Аса под неказистой одеждой путника; сейчас же он ничего не прятал, но никто даже не поворачивал головы в его сторону, хотя где-где, а на большом торжище Бирки надо было очень постараться, чтобы хозяина Валгаллы бы не узнали.
Ведь даже в долгие годы изгнания, когда он жил глухим отшельником на севере, когда в гости к нему захаживал молодой в то время маг Хедин, в Бирке и Хедебю отыскались бы те, кто слыхал о Древнем, обосновавшемся за Живыми Скалами.
И невольно Отец Дружин подумал, что за столько веков город вокруг почти не изменился, словно какая-то сила удерживала всё в неподвижности, в мертвящем равновесии.
Те же купцы, те же кузнецы, кожемяки, древоделы, гончары, шорники, ткачи, охотники… Почти такие же, как и сто, и триста, и пятьсот лет назад мечи, топоры, луки; на месте отца стоит сын, потом внук и правнук.
Там, внешне не меняясь, тысячелетиями вздымается к небесам древний лес, такой же, как и в дни далёкого прошлого.
Но люди – не деревья, как такое возможно?..
Владыка Асгарда играючи раздвигал толпу, Фредегар и Робин скользили в ней, словно пара рыбёшек.
– Воззрите! На небеса гляньте! – зычно выкликнул проповедник, воздевая руки.
И да, посмотреть было на что.
Казалось, солнечный диск наполнился кровью; голубизна летних небес исчезла, серые облака, затянувшие всё от горизонта до горизонта, быстро краснели – словно в воду плеснули алым.
– Грядёт! Грядёт! – заверещал монах и толпа мигом подхватила:
– Грядёт! Грядёт!..
Фиделис меж тем оказался возле самых первых рядов, там, где народ густо стоял на коленях, трясясь и не замечая ничего вокруг.
– Мертвяков твоих уже никто не боится, за облака с небесами взялись? – громко крикнул лекарь, складывая руки рупором – прямо в лицо монаху.
Однако этот проповедник оказался покрепче. Он не смешался, не сбился, он словно не услышал Фиделиса, продолжая громко, во всю мощь взывать:
– Близок конец! Огнём горит небо, земля отдаёт мертвецов! Зрите, зрите люди – вот он, Спаситель ваш! Падите ниц все, все падите!..
И точно – среди клубящихся, кровью окрашенных облаков словно раскрылись сияющие врата, из них полился золотистый свет, и в нём возникла тёмная фигура, человеческий силуэт, громадный, если прикинуть расстояние.
В воздухе возникали одна за другой ступени, по ним Он начал спускаться, и толпа взвыла.
– Я же говорил, – хладнокровно обернулся к спутникам лекарь, – что Он сам придёт к нам.
Купец дрожал крупной дрожью, но держался.
– Это что ж такое, государи мои, – бормотал он, – так, выходит, не врали они, монахи-то энти?
– Врали. Потому что не спасать Он идёт сюда!..
– Так, а делать-то, делать-то что, господин хороший?
Лекарь быстро обернулся. Сейчас они впятером могли делать что угодно – толпа тряслась, стоя на коленях, воздевши целый лес рук, качающихся, словно поле под ветром. Можно было обчищать карманы, перерезать горла – никто бы ничего не заметил.
Роб натянул тетиву, целясь в монаха, тоже павшего на колени и так же трясущегося, как и все остальные; Фиделис, однако, покачал головой.
– Нет. Не поможет.
Старый Хрофт повёл плечами, сбрасывая плащ. В руке заискрились молнии, складываясь в могучую палицу; хотя Отец Дружин сейчас ощущал, насколько велика и страшна надвигающаяся на них мощь.
– Он придёт к нам, прямо к нам, – повторил лекарь, бледный, но спокойный. – Его план нарушился, ему не хватает… себя. Он будет уязвим, почтенный Древний, и вы, добрые воины. И ты, купец Олаф, знай, что для тебя Он – тоже уязвим. Оружие есть?
– Как не быть?! – Купчина гордо явил всем широкий и толстый тесак.
– Вот им и станешь сражаться, коль нужда придёт.
– А почему это с монахом не поможет? – поинтересовался купец Олаф. – А с кем тогда поможет?
– Вот с Ним, – кивком указал Фиделис. – И ничего не бойся, купец! Ах, если б с нами сейчас была вся округа…
– Так за чем же дело стало? Я б всю свою лавку привёл, всех приказчиков да закупов, всех работников! – гордо развёл тот плечи.
– Тут не просто привести… – начал было лекарь, но его перекрыл рёв толпы:
– Спаси нас! Спаси, спаси, спаси!..
Алое небо опускалось вместе с приближающейся фигурой, золотистые ступени исчезали, и само сияние сужалось, словно стискиваемое грубыми ручищами кроваво-красного зарева. Спаситель спускался.
– Ему некуда деваться, – сквозь зубы и вполголоса проговорил лекарь. Впрочем, он может хоть кричать – никто более не обращал на них внимания. Тысячи рук, вскинутых в мольбе; тысячи ртов, разорвавшихся в крике.
Казалось, невозможно проложить путь через это беснующееся многолюдство, однако Фиделис как-то проложил, за ним, словно нить за иголкой, тянулись половинчики, Старый Хрофт и купчина Олаф, деловито щупающий тесак у пояса и, похоже, совершенно потерявший страх.
– Фиделис, почтенный, но разве Он сможет вот так сразу отыскать младенца? Ты уверен, что Спаситель явится прямо сюда? Сюда, к тебе?
Лекарь молча кивнул.
– Как только Он ступит на землю, могилы раскроются. Так всегда бывало; быстрее или медленнее, но бывало. Дайте мне немного времени, как тогда, в храме. – Врачеватель бросил взгляд на невысокликов, и те дружно кивнули.
– И что ты сделаешь, лекарь? Быть может, здесь пригодилось бы моё воинство?
– Оно ещё пригодится, Великий Древний Бог. Я бывал во многих мирах, куда Он ставил свою стопу. Это не самое приятное зрелище, поверьте мне.
– Так, а как останавливать-то Его? – деловито осведомился купец. – И тебе, почтенный лекарь, раньше-то это удавалось?
Фиделис опустил голову.
– Сейчас всё увидим.
Голос монаха меж тем совсем утонул в рёве и стоне толпы; утонул, но не исчез. Он словно дирижировал этим исполинским хором, задавая темп и ритм.