Гюстав Флобер - читать онлайн книгу. Автор: Анри Труайя cтр.№ 44

Пожелания сбываются. После нескольких дней депрессии Эрнест Фейдо признается ему, что принялся за работу. Флобер поздравляет его с победой над жалким положением женатого человека: «Продолжай, дружище! Сосредоточься на идее! Эти женщины, по крайней мере, не умирают и не изменяют!» И советует, чтобы доставить ему удовольствие, почитать «Он» («Современный роман»), который только что вышел за подписью Луизы Коле: «Ты узнаешь в нем своего друга, которого не разнесли по кочкам… Я вышел в ней бел как снег, но человеком бесчувственным, скупым, слабым – словом, мрачной бездарью. Вот что значит совокупляться с музами! Я хохотал до слез». ^[324]

Продолжая тщательно отделывать «Саламбо», которая продвигается медленно, он мечтает уехать с французской экспедицией в Китай – страну «ширм и нанкина». Его удерживает только мать, которая, по его словам, «стареет, и отъезд состарит ее еще быстрее». Но он согласен с ней, что пребывание в Париже будет полезным обоим. Она едет туда первой. Прежде чем присоединиться к ней, он пишет Морису Шлезингеру: «Я найду, вероятно, Париж таким же глупым, каким оставил его, а может быть, еще глупее. С расширением улиц пошлость распространяется, кретинизм растет до высоты лепных карнизов… Я в этом году не закончу своей книжки о Карфагене. Пишу очень медленно, ибо книга для меня – особый способ жить. Ради какого-нибудь слова или мысли я делаю изыскания, выдумываю, отдаюсь бесконечным мечтам». ^[325]

20 декабря он приезжает наконец в Париж, который, по его словам, ненавидит, но без которого не может долго жить. Явно, выйдя из своей жизни-игры, он оказывается в положении литературного отшельника, которого пугают гнусности столицы. Он играет роль троглодита, однако с удовольствием по воскресеньям принимает у себя друзей и часто ужинает у «Президентши» – госпожи Сабатье, известной любовницы банкира Моссельмана, подруги Бодлера и знаменитой мраморной модели «Женщина, укушенная змеем» Клезингера. Окунувшись в светский гвалт, он сожалеет о том, что рядом нет Луи Буйе, который теперь живет в Манте. Карьера его друга, впрочем, складывается успешно. Он готовит сборник стихотворений, и директор «Комеди Франсэз» заказал ему произведение, прославляющее предстоящее присоединение Савойи к Франции. Это последнее предложение возмущает Флобера, который, негодуя, пишет: «Никогда! Никогда! Никогда! Тебе готовят провал, и нешуточный. Заклинаю тебя, не делай этого!» И продолжает: «Принимая это предложение, ты унижаешь и, подчеркну это слово, позоришь себя. Ты теряешь себя как „чистого поэта“, человека независимого. Тебе дали место, ввели в ряды полка, пленили. Только не политика, ради всего святого! Это приносит несчастье, и это нечисто». ^[326]

В начале года Флобер часто посещает известных писателей. У Жюля Жанена встречает Октава Фейе, сходится с Полем де Сен-Виктором и братьями Гонкур, ужинает с Мори и Ренаном. 12 января он оказывается в веселой компании за столом Гонкуров. Говорят о последнем романе «Он» Луизы Коле, в котором через образ Леонсы, играющей в модных театральных пьесах, изображен мир актрис и своеобразие женских отношений. «Я нашел простое средство обходится без них, – говорит Флобер. – Сплю на сердце, а ночью… это неизбежно». Гости уходят один за другим. Остается Флобер. «В гостиной, наполненной дымом сигар, были только мы и он, – помечают братья Гонкур. – Он ходил из угла в угол по ковру, задевая головой люстру, возмущался, делился с нами, как с братьями, своими мыслями. Рассказывал нам о жизни в уединении, дикой даже в Париже, замкнутой и закрытой. Он презирал театр и не имел никакого другого развлечения, кроме воскресных ужинов у госпожи Сабатье – „Жены президента“, как называют ее в свете. Он испытывает ужас перед деревней, работает по десять часов в день, но теряет много времени, забываясь в чтении, и с готовностью отлынивает от своей книги…» Спор переходит на стиль в романе, и Флобер восклицает: «Представляете себе глупость – работать ради того, чтобы убрать ассонансы во фразе или повторы на одной странице? Ради кого?.. Кто из читателей интересуется или ценит форму?» Далее он цитирует трех авторов, которые, по его мнению, пишут лучше всех: Ла Брюйер, Монтескье и Шатобриан. «И вот, – рассказывают Гонкуры, – в крайнем напряжении, раскрасневшись, вскинув руки, как для драматического объятия, сильный, как Антей, он читает всей грудью и горлом фрагмент из „Диалога Силла и Экрата“, издавая глухой звук, похожий на рычание льва». Далее Флобер снова рассказывает о том, каких трудов стоит ему борьба за совершенство «Саламбо», вздыхает: «Знаете, к чему я стремлюсь? Я прошу честного, умного человека закрыться на четыре часа с моей книгой, я хочу опьянить его историей. Это все, чего я хочу… Кроме того, работа – это еще и лучшее средство обмануть жизнь!»

25 января к нему приезжают братья Гонкур: «И вот мы на бульваре Тампль, в рабочем кабинете Флобера, окна которого выходят на улицу. Камин в виде золоченого индийского Будды. На столе странички романа, пестрящие исправлениями. Теплые искренние комплименты нашей книге, которые очень приятны. Дружеские отношения, которыми мы гордимся, проявляются искренне, открыто, непринужденно и очень сердечно». Пять дней спустя братья Гонкур проводят у Флобера вечер с Луи Буйе, у которого, по их словам, «вид настоящего рабочего». «Ум Флобера словно завороженный постоянно возвращается к разговору о де Саде». Он определяет его так: «Дух Инквизиции, дух пытки, дух Церкви Средневековья, страх перед природой. В де Саде нет ни дерева, ни животного». Сидя у камина, он рассказывает Гонкурам о своей первой любви к Элади Фуко: «Это были безумные соития, за ними – слезы, потом – письма и далее – ничего». Однако от встречи к встрече братья утрачивают иллюзии по отношению к их новому другу. Вслед за восхищением им они открывают его недостатки. Чрезвычайно утонченные и аристократичные, они не могут не столкнуться с его деревенскими манерами. «Сегодня мы признаем, что между нами и Флобером существует барьер, – пишут они в своем „Дневнике“ 16 марта 1860 года. – По сути своей он – провинциал и позер. Чувствуется даже, что он совершил свои большие путешествия больше ради того, чтобы удивить руанцев. Его ум такой же тяжелый и вязкий, как тело. Изысканное, кажется, не трогает его. Он чувствителен только к набору фраз. В его разговоре очень мало идей, и они излагаются шумно и торжественно. Ум и голос краснобая. От историй и лиц, которые он изображает, несет запахом ископаемых из супрефектуры. Он десять лет носит белые жилеты, в которых Макер ухаживал за Элоа. В нем остались озлобленность и возмущение Академией и папой. О нем можно сказать, как де Местр: „Он вульгарен!“… Он неловок, несдержан и неумел во всем – в шутке, в деле, в подражании… В его грубых радостях нет очарования».

Несмотря на это недоброжелательное мнение о Флобере, братья Гонкур продолжают видеться с ним и обращаться чрезвычайно дружелюбно. Он останется на несколько недель в Париже, однако должен скоро вернуться в провинцию, чтобы присутствовать на свадьбе дочери Ашиля Жюльетты с неким Адольфом Рокини: «Это надежный мужчина, который кажется мне нежным, как ягненок. Молодые люди, похоже, любят друг друга. Все это очень хорошо. Мы рады. Счастлив тот, кто живет согласно простой и доброй природе!.. Счастье жизни, конечно, в этом. И тем не менее, если бы мне предложили его, согласился ли бы я?» ^[327] Венчание состоялось 17 апреля 1860 года в Руане. Эти семейные радости с цветами, поцелуями, разговорами и застольями для Флобера – едва переносимая пытка. «У меня несварение от буржуа, – пишет он Эрнесту Фейдо. – Три ужина и завтрак! И двое суток в Руане. Это слишком! Я продолжаю мучиться от улиц моего родного города и рыгаю белыми галстуками». ^[328] Он поздравляет братьев де Гонкур, приславших ему свою последнюю книгу «Любовницы Людовика XV», с качеством работы и, не сомневаясь в искренности их чувств по отношению к себе, заканчивает письмо следующими словами: «Очень любезно с вашей стороны было прислать мне книгу, вы очень талантливы и немного любите меня». ^[329] В другом письме он рассказывает им о своей работе, которая потихоньку продвигается: «Реальность в подобном сюжете – вещь почти неосуществимая. Остается одно – писать ее поэтически, но тогда рискуешь скатиться до старых известных басен, начиная с „Телемака“ до „Мучеников“… Несмотря на все это, я продолжаю работать, снедаемый тревогами и сомнениями». ^[330]