— До Гекатомила тебя проводят воины, а дальше ты двинешься один...— Царь на несколько мгновений задумался,— Вернее, вдвоем. У тебя нелегкая задача, эллин. Торопись. Я сам принесу за тебя жертвы.
Я коротко поклонился, не зная, что и сказать.
Кир протянул мне ксюмбаллон — половинку разрубленного медальона:
— В Нисе найдешь невольничий рынок. Там торгуют конями скифы. Подойдешь к ним, покажешь знак. Тому кто достанет вторую половину, отдашь этого человека. Только тому...— Кир снова тревожно задумался, а потом резким голосом спросил: — Ты запомнил, Кратон?
— Меня учили запоминать,— ответил я с поклоном.
— Тогда торопись.
Царь вновь поднял руку. За его спиной отворилась небольшая дверь, и появился мой провожатый, одетый в длиннополый серый кафтан и кожаные сандалии, то есть городским торговцем средней руки. Я понял, что мне предстоит скрываться под новой личиной.
— А вести-то! — спохватился я, уже сделав первый шаг к выходу.— Очень важные вести, царь!
— Слушаю тебя,— нетерпеливо кивнул царь персов.— Будь краток.
Я постарался быть по-спартански кратким и, досадуя на Кира за недостаток оказанного мне внимания, сразу раздул угрозу так, будто весь мир готов подняться против Пастыря персов. Однако Кир невидящим взором смотрел куда-то сквозь меня, а мои важные вести, казалось, пролетали сквозь царя, не задерживаясь у него ни в голове, ни в сердце. В этот час вовсе не будущие войны заботили его.
— У тебя нелегкое дело,— повторил он,— Торопись, я буду ждать тебя с нетерпением.
Так, и сам проскочив через дворец, как важная весть из одного царского уха в другое, я в большом недоумении двинулся за своим провожатым по улицам Эктабана.
Мы достигли восточной окраины города, называемой Козьим рынком. Там, однако, продавали не только коз и овец, но также волов, коней и рабов. Среди сотни повозок, в которых приезжали к этому месту сельские жители и кочевники, мой молчаливый провожатый уверенно разыскал одну, ничем от других не отличавшуюся, и указал на нее пальцем. Повозка была закрыта со всех сторон. Я догадался, что в ней притаилась женщина. В то же время с разных сторон появились шесть персидских всадников, и один из них подвел мне гнедого жеребца. Провожатый взял за поводья коня, запряженного в повозку, и вскоре мы выбрались на Парфянскую дорогу.
Тогда «торговец» коротко поклонился мне и поспешил бегом обратно в город.
Гекатомил — столица Гиркании — располагался на расстоянии двух третей пути от Эктабаны до Нисы, то есть примерно в девяноста парасангах, или двух тысячах восьмистах стадиях, от царского дворца. По приказу царя мы торопились и достигли Гекатомила на десятый день пути. Это был самый молчаливый поход из всех мною совершенных. Всю дорогу ехали будто воды в рот набрав и без того малоречивые персы. Ни звука не доносилось из повозки. Воины, я уверен, не знали, кого охраняют, и, похоже, ничуть не задумывались об этом. От природы любопытному эллину было куда труднее выносить это молчание.
Ясно было только, что мне доверена «запечатанной в сундуке» одна из главных тайн царского дома.
У ворот Гекатомила персы повернули назад, хотя самая опасная часть дороги оставалась впереди. Выходило, что в этом «нелегком деле» царь больше доверял чужестранцу, чем своим. Мне было лестно, однако, с другой стороны, Болотные Коты непривычны к большой обузе.
Голова моя перегревалась от мыслей и всевозможных предположений день и ночь, но я, конечно, не мог позволить себе грубо нарушить чужие пределы и попросту заглянуть в повозку, подняв один из пологов. Великий Митра, хранитель пределов, жестоко наказал бы преступника. Пару раз, на рассвете, я нечаянно видел руку, полностью, До кончиков пальцев, обернутую в тонкую материю. Рука появлялась из повозки, держа медный сосуд для нечистот, переворачивала этот горшок, а потом исчезала вновь. Еду — в запасе было вяленое и просоленное мясо, к которому я по своему усмотрению добавлял плоды и размягченную чечевицу — приходилось подавать на подносе под полог. В общем, я вообразил, что царь послал меня отвезти на продажу или в дар какому-нибудь правителю диковинную птицу в клетке — симурга или африканского говорящего дрозда.
Волею самого Митры или же нашей эллинской богини случая, Тюхе, тайна сама собой раскрылась на восемнадцатый день пути.
Пустынная дорога не обошлась без десятка добрых разбойников. Я увидел издали всадников, внушивших мне подозрение, и свернул с дороги в низкий кустарник.
Они припустили навстречу, рассыпаясь цепью.
«Вот теперь мне очень нужны твои жертвы и молитвы, царь персов!» — без особого почтения обратился я в мыслях к Киру, вслух же обратился к повозке:
— Госпожа! Близко грабители! Мне нужно укрыть тебя!
Ответа не последовало, и я решил, что наконец получил полное право нарушить все пределы и, возможно, перед гибелью узнать главную тайну Кира.
Я распахнул полог и не увидел в повозке никого!
Сколько мыслей вихрем пронеслось в моей голове за одно неуловимое мгновение! А вдруг птичка успела упорхнуть, обманув зоркого Кота?! А вдруг ее и вовсе не было в повозке?!
Чудес я раньше не видел, но теперь был готов поверить в чудо. Кто знает: может, я вез какую-нибудь из персидских богинь или нимф, пойманных Киром и отправленных им в далекую чудесную страну по велению свыше.
Все эти «разгадки» так и скакали в моей голове, пока я сам бушевал в повозке, как грабитель, раскидывая тюфяки и подушки, гремя блюдами и киликами и еще подспудно надеясь, что «птаха» просто забилась с испугу в какую-нибудь щелку.
Земля уже гремела под копытами чужих коней. Уже доносились хищные возгласы дорожных шакалов.
Бросив глупые поиски и выругавшись, я выпрыгнул из повозки в кустарник и приготовился отразить нападение.
Три метательных кинжала предназначались для самых храбрых, а потом... Потом будь что будет, подумал я, вепрь царю тоже не дался даром; посмотрим, найдется ли тут охотник, достойный Кира.
Стук копыт подсказал мне, как вернее юркнуть от одного куста под другой.
Меня заметили крайние двое из цепи и едва успели завернуть коней, когда первого настигло мое жало. Острие пробило ему жилы под правой ключицей, он опрокинулся с седла. Я тут же бросил второй кинжал и прыгнул на раненого, надеясь выдернуть из него жало и метнуть его вновь, в другого разбойника.
И вдруг чужие кони заметались. Послышался испуганный горловой вопль, потом — еще один, и грохот копыт покатился куда-то в сторону. Разбойники понеслись прочь, словно наткнувшись на злобного духа пустынь.
Я осторожно высунул голову над кустами, поглядел вослед храбрецам и насчитал четырех коней, потерявших своих седоков и теперь скакавших за своими собратьями налегке. Что за чудеса?! Может, и в самом деле Судьба довела меня до нечистых мест?
Поблизости тем временем слышались глухие стоны. Я навострил уши и ноздри и по-кошачьи двинулся на запах человечьего страха и боли.