Восьмой круг. Златовласка. Лед - читать онлайн книгу. Автор: Эллин Стенли, Эд Макбейн cтр.№ 66

Она умолкла, и он неподвижно стоял, страшась того, что должно последовать за этим, не желая слышать, как она это скажет. Но Диди хранила молчание. Они смотрели друг на друга, комната была гнетущей от их невысказанных мыслей, и это был конец. Диди неожиданно поднялась, привела в порядок волосы, одернула платье.

— Что ж, — бодро сказала она, — нет смысла прощаться весь день, правда?

— Правда.

— Но я довольна, что было так, — продолжала она торопливо. — Довольна, что мы не разобиделись друг на друга. Терпеть не могу, когда люди ссорятся, а потом жалеют об этом, но уже ничего не исправить. Ключ я оставила на туалетном столике. Мою одежду, которая есть здесь, просто отдай кому-нибудь. Будет совсем неприлично, если я возьму ее в новую жизнь.

В гостиной она набросила манто на плечи и медленно провела рукой по роскошному одеянию.

— Если выходишь замуж за такого человека, как Дональдсон, который может бросить тебя, — сказала она с легким вызовом, — то поразительно мягко приземляешься, если имеешь такую одежду. Понимаешь, дорогуша, что я имею в виду?

— Да, — ответил Мюррей. — Понимаю.

Когда она ушла, запах ее духов оставался в воздухе. Он знал, что это очень хорошие и очень дорогие духи с названием «Джой» ^[41].

Воздействие на Харлингена листа из бухгалтерских записей Уайкоффа не могло быть лучше. Когда он в халате и шлепанцах открыл Мюррею дверь, то выглядел мужчиной в расцвете сил, боксером, готовым провести десять раундов с сильным противником. Но когда за закрытыми дверями Мюррей положил этот лист на стол и объяснил, что означает каждая цифра, Харлинген выглядел усталым, побежденным, как будто провел десять раундов с более сильным противником.

— Это не оставляет шансов для Арнольда, так ведь? — спросил он.

— Да, не оставляет.

Харлинген поджал губы.

— Однако если Лоскальцо приобщит эту бухгалтерскую книгу к доказательствам, он должен будет допросить Уайкоффа относительно ее подлинности. И если Уайкофф решит солгать…

— Я уверен, что солжет.

— Тогда вам самому придется давать показания о том, как она оказалась у вас.

Мюррей медленно покачал головой.

— Я не собираюсь нести этот лист Лоскальцо, — сказал он. — Зачем, если он и без того выигрывает дело?

Харлинген сразу же понял смысл сказанного.

— Значит, вы даете его мне как окончательное доказательство вины Арнольда, так? И мне нужно идти к Лоскальцо, заключать с ним сделку как можно скорее.

— Да, — сказал Мюррей, — это так. У меня создалось впечатление, что вы работаете для Ландина потому, что уверены в его невиновности. Теперь, когда у вас есть доказательство его вины, я хочу видеть, что вы станете делать? Пойдете в суд, зная, что он будет лгать на каждом шагу, или заключите сделку с Лоскальцо? Ральф, это сложный вопрос, с которым, если хотите оставаться адвокатом по уголовным делам, вы обязательно столкнетесь. Может быть, вы найдете на него ответ.

— Я — нет, — сказал Харлинген и посмотрел на Мюррея странно проницательным взглядом. — Думаю, что если кто-то сможет приблизиться к ответу, возможно, это будете вы.

— Спасибо, но меня можете исключить.

— Вы были исключены, Мюррей, — с нажимом сказал Харлинген. — Что заставило вас вернуться?

— Не нужно скромничать в этом деле, — ответил Мюррей. — Я хочу, чтобы Рут увидела этот лист. Хочу, чтобы поняла раз и навсегда, какой Ландин лгун и взяточник. После этого я буду считать счет оплаченным.

— Нет, не будете. Вы после этого выйдете отсюда и напьетесь вдрызг. Подцепите первую согласившуюся женщину, уляжетесь с ней в постель и не получите от этого удовольствия. Будете биться головой о стену, пытаясь забыть Рут, и не сможете. Вот как, Мюррей, вы относитесь к ней, и мы оба это знаем. Я говорил вам, что так поступать не следует. Вы только стараетесь подорвать репутацию Арнольда, запятнать его. Но все, чего вам удалось добиться, насколько касается Рут, — это подорвать собственную репутацию.

Рука Мюррея взлетела, ухватила воротник халата Харлингена и едва не стащила его со стула.

— Это она сказала вам? Она так слепа, что…

— Мюррей, для таких выходок сейчас слишком раннее время, — спокойно сказал Харлинген и, не пытаясь вырваться, ждал, пока рука не разжалась. — Она ничего мне не говорила, но это и не нужно. Видите ли, даже если она презирает Арнольда за связь с той женщиной, даже вернула ему из-за этого кольцо, — она привязана к нему той верностью, которая иногда выше личных чувств. Она убеждена, что он невиновен в преступлении, в котором его обвиняют, и верна этому убеждению. Изменить это могло бы только его собственное признание. Теперь понимаете, с чем пытаетесь сражаться?

— Но это бессмысленно! Я доказал его вину!

— Вы ничего не доказали. Вы начали с пристрастного отношения, и оно все время влияло на вас. Вы принимали все, что предлагали вам, лишь бы это было уликой против Арнольда. Миллер, Шрейд, Уайкофф — каждый, кто против Арнольда, автоматически оказывался на вашей стороне. Все, что попадало вам в руки, всякое данное вам показание, вот эта бумага, служило не материалом для проверки и объективного анализа, а оружием для использования против Арнольда. И самое печальное — вы все время расхаживали с высокомерной уверенностью, что ваше дело правое. Вы доказываете Рут, что вы лучше Арнольда. Ставите на его место другого продажного полицейского. Черт возьми, приятель, из вас даже не получился хороший циник. Он вас разит самодовольством.

Мюррей почувствовал, как в душе забурлил гнев. И подавил его.

— Вы говорите за себя или за Рут?

— Говорю за Арнольда Ландина, — ответил Харлинген. — Поскольку он мой клиент.

— Хорошо, тогда я хочу, чтобу Рут говорила за себя. Хочу, чтобы она увидела этот лист бумаги, а потом сказала мне, что думает по этому поводу.

— Это легко устроить. Вечером я приглашу ее сюда, и вы тоже можете находиться здесь. Это будет вам удобно?

— Более, чем удобно, — ответил Мюррей. — Это будет настоящим удовольствием.

— Не думаю. — Харлинген заколебался. — Знаете, я хотел позвонить вам по одному поводу, но раз вы здесь…

— Так?

— По поводу того, что вы говорили той ночью. Вы сказали, что Рут может грозить опасность. Я беспокоился…

— И напрасно, — заговорил Мюррей. — За ней постоянно ведется наблюдение. Только не говорите ей об этом. В наблюдении за человеком нет ничего плохого, но если об этом узнают и сообщат полиции, можно получить обвинение в нарушении общественной нравственности. Мне было бы неприятно видеть кого-нибудь из моих людей арестованным, потому что я сказал об этом вам.

— Что ж, в таком случае… — Харлинген улыбнулся. — Знаете, Мюррей, хотел бы познакомиться с вами при других обстоятельствах. У меня предчувствие…