Менеджер прачечной не знал, что Эйлин — коп.
Это был вечерний менеджер: он приходил в четыре вечера и работал до полуночи, после чего запирал дверь и шел домой. Хозяин прачечной приходил каждое утро, чтобы разблокировать машины, ссыпать монеты в большой серый мешок и отвезти их в банк. Тем он и занимался: опорожнял монетоприемники. Хозяин владел тридцатью семью прачечными по всему городу и жил в очень хорошем районе Маджеста. Он не забирал деньги ночью, после закрытия, потому что считал — и не без оснований, — что это опасно. Он предпочитал, чтобы тридцать семь ночных менеджеров просто запирали двери, включали охранную сигнализацию и шли домой. Это было частью работы вечерних работников. Еще в их обязанности входил размен мелочи для женщин, которые приходили сюда стирать, и вызов ремонтной службы, если ломалась машина. Также они следили, чтобы не крали пластиковые стулья, которые хозяин покупал по дешевке у своего шурина. Время от времени хозяину прачечной приходило в голову, что каждый из его тридцати семи вечерних менеджеров имеет ключи к тридцати семи охранным сигнализациям в тридцати семи разных местах, и если они сговорятся с каким-нибудь психом, они могут легко открыть все заведения и вскрыть машины — но что с того? Легко пришло, легко ушло. Кроме того, ему нравилось думать, что все его работники чисты и невинны.
Детектив Хэл Уиллис был чертовски уверен, что ночной менеджер в прачечной на углу Десятой и Калвер был чист и невинен, как свежевыпавший снег, в отношении подозрений о подлинной личности Эйлин Берк. Ночной работник не догадывался, что она коп, и не знал, что Уиллис, сидящий в неприметном зеленом «Торонадо», припаркованном перед дверью соседнего бара, тоже был полицейским. Ночной менеджер пребывал в святом неведении относительно того, что восемьдесят седьмое отделение полиции выбрало его миленькое заведеньице для засады, ожидая появления там бандита по прозвищу Грязный Трус.
Предположение казалось обоснованным. В течение последних трех недель Грязный Трус планомерно двигался вниз по Калвер-авеню, нападая на прачечные поочередно по обеим сторонам улицы, и неумолимо продвигался все дальше и дальше к центру города. Три дня назад он ограбил прачечную на южной стороне улицы. Прачечная, на которую они делали ставку сегодня, располагалась на восемь кварталов дальше к центру города, на северной стороне.
Грязный Трус не был мелким воришкой. Отнюдь. За два месяца, в течение которых он грабил заведения вдоль Калвер-авеню, сначала на границе с другим участком, а затем по территории восемьдесят седьмого, он собрал — как подсчитала полиция из показаний жертв — шестьсот долларов наличными, двенадцать золотых колец, четыре золотых кулона, золотое обручальное кольцо с бриллиантом в один карат и в общей сложности двадцать две пары трусиков. Эти трусики он не вынимал из корзин с постиранным бельем, нет; Грязный Трус — откуда и прозвище — требовал у несчастных женщин, чтобы те снимали трусики с себя, на что все они с готовностью соглашались под прицелом довольно внушительного «магнума-357». Ни одна из них не была изнасилована — пока. Физически никто не пострадал — пока. И хотя присутствовал какой-то мрачный юмор в том, что добычей вооруженного грабителя становились трусики, в потенциале триста пятьдесят седьмого «магнума» не было абсолютно ничего смешного. Сидящий в машине Уиллис был хорошо осведомлен о калибре пушки грабителя. Сидящая в прачечной между пуэрториканкой слева и негритянкой справа Эйлин Берк представляла себе убойную силу этого пистолета еще более отчетливо.
Она посмотрела на часы на стене.
Было только пятнадцать минут одиннадцатого, а прачечная работала до полуночи.
Листок бумаги, вложенный в программку, сообщал зрителям, что Салли Андерсон заменяет некая Элисон Грир. Танцовщицы были безымянными персонажами и выглядели очень похожими друг на друга, за исключением двух негритянок (очень похожих одна на другую) и Тины Вонг, не похожей ни на кого, кроме самой себя. Блондинки друг от друга почти не отличались — высокие и длинноногие и, подумалось Карелле, чересчур грудастые для балерин. Все танцовщицы лучились улыбками, а одинаковые костюмы делали их еще более похожими. Юбки были разрезаны высоко до бедер и свисали лохмотьями вокруг мелькающих ног — самый подходящий, конечно, наряд для юных и наивных южанок, гуляющих по болоту, где развивалось действие «Шпика». Когда поднявшийся занавес открыл взору нечто вроде первобытной трясины, окутанной туманом, с гигантскими замшелыми деревьями и осклизлыми валунами, Карелла приготовился к худшему. Он повернулся направо, чтобы посмотреть на Тедди; она посмотрела на него. Перед ними, вероятно, очередной пример того, как критики этого города возносят до небес очередное паршивое шоу, превращая таким образом солому в золото — для инвесторов.
Тедди Карелла была глухонемой.
В театре она часто испытывала затруднения. Она не слышала, что говорили актеры, а сидели они, как правило, слишком далеко от сцены, чтобы читать по губам. За многие годы Стив и Тедди выработали систему: он держал руки на уровне груди, чтобы не мешать сидящим за ними, и переводил диалоги на язык жестов, а она смотрела то на сцену, то на его быстро движущиеся пальцы. Понимать мюзиклы ей было легче. Актеры, когда поют, всегда поворачиваются к аудитории лицом, и движения их губ более отчетливы, чем когда они просто говорят. Балет был ее любимым видом зрелищ, и сегодня она пришла в восторг, когда спустя десять секунд после того, как поднялся занавес, посреди зловещего болота на сцене принялись скакать, прыгать, кружиться и вертеться отчаянно энергичные танцоры, буквально сигая с верхушек деревьев и превращая туманное болото в самый сексуальный, самый яркий вступительный номер из всех, какие Тедди видела в жизни. Околдованная, она сидела рядом с мужем, сжимая его руку почти десять минут, пока длился танец. Ее темные глаза сверкали, следя за разворачивающимся сюжетом. Карелла довольно улыбался. Когда вступительная часть закончилась, зал взорвался бурной овацией. Он приготовил руки для перевода, но Тедди нетерпеливо качнула головой, показывая, что понимает большую часть того, что происходит, и может читать по губам исполнителей, потому что сегодня они сидели в середине шестого ряда.
Во время антракта она задала ему несколько вопросов. На ней было черное шерстяное платье с простой камеей чуть выше груди, черные кожаные сапоги, золотой браслет на запястье. Длинные черные волосы были стянуты в хвост на затылке и скреплены золотой заколкой. Тедди использовала минимум макияжа — подводка для глаз, тени и помада. Да ей и не нужна косметика; он в жизни не видел женщины красивее. Карелла наблюдал за ее руками, за быстро сменяемыми выражениями ее лица. Тедди хотела узнать, права ли она, предположив, что у зверолова и девушки-контрабандистки когда-то давно был роман и что они встретились впервые за долгое время? Нет? Тогда почему они обнимались и целовались? Карелла объяснял сюжет, помогая себе преувеличенной артикуляцией и движением рук (в толпе всегда находились любопытные, которые, подталкивая друг друга локтями, шептали что-нибудь вроде: «Эй, Чарли, глянь — парень разговаривает с глухонемой»). Она следила за его губами и руками: «По-моему, они слишком уж милуются для кузенов». Он пояснил, что они — троюродные родственники, и она возразила: «Разве это делает инцест законным?»