Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Андреевский cтр.№ 89

В ноябре 1943 года в газете «Известия» наряды, как метод воспитания, были осуждены, но многие руководители школ с этим не согласились. Когда на совещании работников народного образования начальник Суворовского училища, генерал-майор Борисов, напомнил собравшимся о том, что в «Правилах для учащихся» такой меры наказания нет, в зале раздались крики: «Значит, лучше исключить, чем дать наряд?!», «Жизнь этого требует!» и пр.

Присутствовавшие на совещании директора простых общеобразовательных школ завидовали генералу, в Суворовском училище имелся настоящий карцер. Суворовцам, даже первоклашкам, нарушившим дисциплину, грозило трое суток гарнизонной гауптвахты или двое суток карцера на хлебе и воде. Вот это наказание! Если бы такое можно было применять в школах, какой бы порядок в них был! О том, что в этом случае под гауптвахту пришлось бы занять Бутырскую тюрьму, директора школ как-то не подумали, а следовало бы. Школьников-то в Москве насчитывалось двести тысяч!

При отсутствии гауптвахты приходилось идти на выдумки. Для того чтобы нагнать на учеников страх, преподаватели придумывали наказания, не лишенные садистского изящества, например, такие: ходить гусиным шагом по коридору или двору или после уроков заниматься в противогазах строевой подготовкой полчаса. Одного ученика, который плохо себя вел, военрук поставил с макетом ружья в угол и велел надеть противогаз. Так он до конца урока, сердешный, в противогазе и простоял.

Такие меры воздействия, надо признаться, давали положительные результаты. Ретивости в детях поубавилось. Поэтому нередко директора школ, когда они оказывались не в состоянии справиться с учеником-хулиганом, обращались к военрукам с такой просьбой: «Воздействуйте как-нибудь на Иванова, заставьте его ползать по-пластунски минут пятьдесят», или: «Дайте Сидорову три наряда вне очереди».

Генерал Борисов пытался вразумить вошедших в раж школьных руководителей. Он напомнил им, что Суворовское училище – это не простая, а военная школа, где приказ командира – закон для подчиненного. «А в простой школе, – говорил генерал, – если дать наряд на кухню или уборную чистить, ученик может не подчиниться, и вы на этом сорветесь, дискредитируете себя, потому что это ваше приказание не будет выполнено и проступок окажется безнаказанным». Но и этот довод никого не убедил. Кто-то крикнул: «Почему? Можно из школы исключить!»

Особым рвением в наведении порядка среди собравшихся отличался директор школы № 281 в Уланском переулке – Курындин, тот самый Курындин, который написал доклад о воспитании воли и характера у учащихся и читал его в разных школах. Он поведал совещанию о том, что поначалу в его школе имелось тридцать видов «нарядов». Когда ученики всю работу переделали, осталось три-четыре его вида. Так что когда делать было нечего, а наряд следовало дать, учителя оставляли ученика в классе на один-два часа учить уроки. «Это эрзац наряда, – сказал Курындин, – но принцип один: нельзя оставлять человека без наказания».

Под одобрительный гул зала он продолжал: «… Скажи о карцере – так все ужасаются. А ведь если школа оставляет после занятий ученика на один-два часа, то ведь это тот же карцер, только завуалированный». Тут кто-то из зала предложил: «А без обеда оставить?» На что Курындин, кивнув, спокойно ответил: «Если нужно, то и без обеда можно оставить».

18 декабря, перед самым совещанием, в «Известиях» была опубликована статья Курындина «Давайте поспорим». В ней он писал о том, что учителям надо быть требовательными и не уговаривать школьников, а приказывать им. В качестве примера он приводил свою школу. Здесь для обуздания анархического духа, помимо нарядов, принимались и другие, вполне конкретные меры. Например, ровно в восемь часов пятнадцать минут дверь в школу запиралась и опоздавший мог попасть в класс только через кабинет директора. На первый раз он отделывался выговором, ну а потом получал наряды. В наведении порядка, и Курындин в этом прав, у школы помощников не было. Поэтому не случайно его так возмущали приходившие из милиции открытки следующего содержания: «Ученик вашей школы Петя Семенов катался на подножке трамвая. Примите меры». А какие меры он мог принять в этом случае? Высечь, что ли? Ведь даже нарядов дети не боялись. А некоторые так наоборот – старались их заработать. Он вспомнил случай, когда один наказанный колол дрова, а его приятель ему позавидовал и сказал: «Пойду натворю что-нибудь, может быть, и мне разрешат дрова поколоть». Суровость нравов тех лет не позволяла падать в обморок при каждом сообщении о наказании или об эксплуатации детского труда. В 110-й школе, например, полы всегда мыли сами школьники, начиная с четвертого класса, и наказанием это никто не считал.

«Правила для учащихся», о которых директора школ говорили на совещании, окончательно похоронили послереволюционные идеи свободы, самодеятельности, партнерства учеников и учителей и вообще свойственную той эпохе непринужденность поведения и общения. Теперь, поняв, как трудно вести большую войну при недисциплинированном населении, государство оценило важность порядка, которым отличалась дореволюционная школа.

Новые «Правила» требовали, чтобы ученики сидели на уроках прямо, не облокачиваясь и не развалясь, садились за парту после ответа только с разрешения учителя, при встрече с ним или с директором школы на улице «приветствовали указанных лиц вежливым поклоном», а мальчики к тому же снимали головные уборы.

Наряду с обычными пожеланиями: быть почтительными со старшими, вести себя скромно и прилично, дорожить честью своей школы и класса, «Правила» требовали от учащихся не употреблять бранных и грубых выражений, не курить, не играть в карты на деньги и вещи (благодаря последним требованиям создается впечатление, что правила писались не для учащихся, а для арестантов). Кроме того, «Правила» предписывали учащимся носить при себе ученический билет, бережно его хранить, никому не передавать и предъявлять по требованию директора и учителя.

Руководство Наробраза надеялось такой «паспортизацией» повысить ответственность несовершеннолетних школьников за свое поведение.

Учителя вдалбливали «Правила» ученикам, заставляли повторять их, а некоторые учителя русского языка диктовали «Правила» на своих уроках. Тем временем требования к школьникам росли, а запреты увеличивались. В феврале 1944 года школьникам было запрещено в учебные дни ходить в кино и театры (посещение их в эти дни мог разрешить директор школы), а также появляться на улице после десяти часов вечера. За нарушение этого правила постановление Моссовета грозило родителям штрафом и даже привлечением к уголовной ответственности.

Для того чтобы пораньше взять детей под свой контроль и опеку, государство в 1943 году ввело школьное обучение с семи лет.

Самым страшным оружием в руках Наробраза стала двойка по поведению. По замыслу реформаторов она должна была означать «нетерпимое» поведение учащегося и повлечь за собой исключение его из школы.

Чтобы бороться с разгильдяями, которые на уроках занимались своими делами и не слушали преподавателя, ввели оценку и за прилежание.

Тем, кто не имел пятерки по поведению, по окончании четвертого или седьмого класса выдавалось не свидетельство об окончании школы, а только справка. Зато тот, кто оканчивал школу с пятерками по основным предметам и поведению, получал «Похвальный лист», ну а круглые и не совсем отличники – золотые и серебряные медали. Они были введены в 1945 году. На их лицевой стороне была изображена открытая книга и выбиты слова: «За отличную учебу».