Постепенно Виктор все больше времени начинает проводить на работе, чтобы не приходить домой. На третий или четвертый год супружеской жизни Елена отказывается ехать с ним в отпуск. Он хочет на юг, на море, спокойно лежать на пляже, она хочет активного отдыха с адреналином и шумной компанией. К этому моменту Елена уже начинает изменять мужу, Виктор это чувствует, подозревает. Они ссорятся, он уезжает один. Уходит в жуткий загул, весь отпуск не просыхает, ходит в подпольные катраны играть, по два раза в день меняет женщин. Пытается таким способом утихомирить душевную боль, все время вспоминает о Юлии, перед глазами встает картина комсомольского собрания, на котором ее исключали из комсомола (для подачи документов на выезд необходимо принести справку, что ты не состоишь в рядах комсомольской организации). Виктор постоянно слышит внутри голос Юлии, вспоминает, как она рассказывала о том собрании, как ее унижали, называли предателем Родины и втаптывали в грязь. Он винит себя за то, что ей пришлось подвергнуться такому испытанию, ведь она готова была остаться в Москве, не уезжать с родителями, выйти за него замуж, а он настаивал на том, что они поженятся и уедут. Если бы не его оголтелое желание эмигрировать, она бы не стала подавать документы на выезд, она готова была расстаться с родителями, чтобы жить с ним… А он настоял… И вот как все вышло в итоге…
После возвращения из отпуска охлаждение между Виктором и Еленой нарастает все быстрее, и в один прекрасный момент она бросает мужа, подает на развод и начинает открыто жить с другом отца, который наконец дождался своего светлого часа (подумать, куда он дел жену, или, как вариант, он холост, вдов, разведен). Опасность уголовного преследования для отца Елены миновала, наверху сменились кое-какие руководители, и благодаря этому позиции отца стали намного более устойчивыми, так что Зоя Владимировна ему больше не нужна. Более того, эти новые руководители не ладят с самой Зоей, и, оставшись без поддержки отца Елены, она чувствует себя крайне неуверенно. Виктор возвращается в квартиру матери. Зоя сидит на развалинах своих блестящих планов и льет горькие слезы.
Жизнь становится для Виктора совершенно невыносимой. Мать начинает искать ему новую жену и другую работу, более престижную, дающую хорошие связи (например, в ЦКБ), все разговоры только об этом. Виктор пьет все сильнее и начинает думать о…
* * *
На этом наброски к будущему роману обрывались, оставшиеся страницы в тетради были девственно чисты. Основной метод квеста «сравнить восприятие одного и того же текста» здесь не годился. И я не мог решить, нужно ли обсуждать эти наброски с участниками или после разбора «Фомы Гордеева» можно всех отпускать и сворачиваться. Я не понимал, как правильно поступить, поэтому после «Фомы» назначил на следующий день очередное комсомольское собрание, чтобы получить еще немного времени. Собрание будет, по всей вероятности, последним, но участники об этом пока не знают.
Мне было, в общем-то, понятно, что в образе Зои Владимировны Володя Лагутин собрался выписывать свою мать Зинаиду, но радикально изменил ее внешность. Зина, насколько я ее помнил, была крупной красивой женщиной, а вовсе не костлявой, и «волосы цвета верблюжьей шерсти» – это совсем не про нее. Отца и сестру он решил не трогать, вероятно, чтобы сделать семью Добрыниных не узнаваемой и не пробуждать ненужных аллюзий. Однако при этом не побоялся сделать мать своего героя влиятельной чиновницей в сфере управления торговлей. Неосторожно! Главный же герой Виктор Добрынин, должен был думать и чувствовать, как сам Владимир, но при этом иметь совсем другую биографию. Профессию Виктор выбирал добровольно, а не под давлением родителей, он хотел быть врачом и стал им. Молодой Лагутин никогда не был женат, так что прототип Елены искать бессмысленно, равно как и прототипы ее отца и его друга. Выдумано было абсолютно все, кроме характеров героя и его матери.
– Н-да, писателя из вашего родственника не получилось бы, – насмешливо протянула Галия, ознакомившись с текстом того, что называлось «Роман-перенос». – Как говорится, замах на рубль – удар на копейку. Нет системности в подходе к работе, нет упорства, нет генеральной линии. То мчится на всех парах через годы, то увязает в мелких деталях. Видите, он придумал в голове вот такую Елену и вот такого отца, но не озаботился логикой.
– В каком смысле?
– Если отец прожил такую жизнь, которая привела его в итоге к той должности, которую ему собрался предписать Владимир, то как получилось, что Елена любит казарменный юмор и пошлые шуточки? В каких условиях она росла? В порту? В гарнизоне? В приюте? Если он обожал дочь и баловал ее, то как это вяжется с тем, что он жадный, считает каждую копейку и безумно боится демонстрировать благосостояние? Дик, вы же не можете не понимать, что у такого отца просто не может вырасти вот такая дочь, как хочется Владимиру. Я понимаю, ему это удобно для задуманного сюжета, но от правды жизни вряд ли позволительно отходить настолько далеко. Фантазия у Володи работала хорошо, но ведь фантазию-то надо в рамочки помещать, чтобы не получилась фантасмагория.
Внезапно Галия нахмурилась, потом лоб ее разгладился, глаза снова стали веселыми и смешливыми.
– Впрочем, я, наверное, придираюсь. У профессиональных литераторов с большим опытом тоже случаются подобные недоработки. Я совершенно точно помню, что когда-то меня сильно резануло очень похожее несоответствие между характеристиками отца и дочери… Только вот где, у кого, в какой книге… Но автор был маститый.
– Значит, вы считаете, что у Володи не было писательского таланта?
– Не могу судить. Но совсем бездарным он, конечно, не был. Вот эта «начатая за вареньем улыбка» – это очень хорошо! Описание красоты Елены, образ вороны, почуявшей падаль, – все это совсем неплохо.
Она снова о чем-то задумалась, то и дело посматривая на лежащий перед ней распечатанный текст.
– Вспомнила! – радостно воскликнула культуролог. – У Мамина-Сибиряка в «Приваловских миллионах» есть такие персонажи: Игнатий Ляховский и его дочь Зося! Да-да-да, все правильно, они именно такие! Ляховский – суетливый и скупой, обожает дочь, а Зося очень красивая и при этом любит грубые и пошлые шутки и развлечения.
Я огорчился. За последние недели Володя Лагутин стал вызывать у меня сочувствие, я начал его понимать, я сроднился с ним, и обидно было выяснить, что он позволил себе столь очевидный плагиат. Плагиат – это воровство, и оно не украшает. Впрочем, возможно, это было сделано неумышленно. Когда-то прочитал, в голове отложилось, потом вспомнилось и стало казаться самостоятельно придуманным, поскольку прочитанное давно забылось…
Галия с такой постановкой вопроса согласилась.
– Может быть, и так. Я тоже совсем плохо помню то, что читала в юности и больше ни разу не перечитала. Вам важно точно понимать объем заимствований для характеристики Владимира?
– Хотелось бы.
– Тогда попросите Юру отвезти меня в город. Я найду книгу либо в магазине, либо в библиотеке и быстро просмотрю. И у вас будет абсолютно точное представление о степени авторской самостоятельности Владимира.