Девушки сирени - читать онлайн книгу. Автор: Марта Холл Келли cтр.№ 12

– Ильза, ты всплакнула, когда прикрыли лавку еврея Кристеля. Моя жена дружит с евреями и отоваривается у моих конкурентов! Это ты называешь верностью?

– У него я могу купить моих любимых цыплят.

– Могла, Ильза. Если пойдут разговоры, это навредит моей торговле. Скоро тебя занесут в «Позорный список».

Я прикусила язык. Дело в том, что я уже видела имя тети Ильзы в «Позорном списке». В «Позорный список» вносились имена немок, которые отоваривались в магазинах евреев. Листовки расклеивались по городу, каждая была по диагонали перечеркнута черной полосой.

– Жена Кристеля сюда не заходит, – напомнил Хайнц. – И слава богу. И фрау Зэйтс тоже. Хотела купить кочан капусты, а заплатить могла только за половину. Кто так делает? Я его разрежу, а кто купит вторую половину? Никто.

– Зачем ей покупать целый, если нужна только половина? – спросила тетя.

– Мой бог! Как ты не понимаешь? Она же это специально!

– Не придавливай пальцем весы, Хайнц, иначе совсем без покупателей останешься.

Дядя с тетей продолжали пререкаться, а мы с мамой пошли на распродажу на площади.

Мама редко могла позволить себе походы по магазинам. Каждый день она вставала в полшестого утра, штопала и чинила одежду, а потом шла убирать дома или работать в лавку. Благодаря «экономическому чуду» фюрера у нее появилось хоть немного свободного времени в дневные часы, но к вечеру она все равно выбивалась из сил.

Когда мы переходили через дорогу, мама взяла меня за руку, и я почувствовала, какая у нее загрубелая кожа. Я вообще редко смотрела на ее красные и воспаленные от постоянного мытья туалетов и посуды руки. Никакой ланолиновый крем не смог бы сделать их нежными.

Народ на площади наблюдал за тем, как солдаты вермахта сваливают конфискованные вещи в кучи, а более ценные раскладывают на столах. Когда мы подошли ближе, у меня участился пульс. Вещи были рассортированы на мужские и женские и по категориям использования. Обувь и сумки. Коробки с бижутерией. Пальто и платья. Ничего особенного, но, если покопаться, можно было найти вещь модного дома за бесценок. Мама, вдохновленная такой перспективой, приступила к поискам.

– Смотри – «Шанель». – Я показала маме красную шляпку.

– Только не шляпки, – отозвалась она. – Хочешь вшей подцепить? И зачем тебе скрывать волосы? Такая красота – твое богатство.

Это мне польстило, и я бросила шляпку обратно.

Волосы у меня были средней длины – до плеч, – но стопроцентной блондинкой меня бы никто не назвал. Я была скорее платиновой, что очень хорошо. Каждая немецкая девушка хотела быть блондинкой, а пергидроль не одобрялся.

Мы подошли к горе картин и фотографий в рамках. Сверху лежала картина, на которой была изображена пара обнимающихся мужчин, холст снизу грозило проткнуть острие какой-то статуэтки.

– О господи, еврейское искусство, – сказала мама. – Им что, трудно просто повесить на стенку календарь, как это мы делаем?

Тут к нам присоединился отец, он как раз возвращался из аптеки. Морщины на его лице в тот день казались особенно резкими – последствия тяжелой ночи на диване.

Я взяла с одного из столов фотоальбом и полистала. Черно-белые фотокарточки, сделанные на каникулах каким-то семейством.

– Это недостойно, – проворчал отец. – И вы обе считаете себя христианками?

Разумеется, он нас не одобрял. Удивительно, что он вообще решил остановиться и заговорить с нами. Я бросила альбом обратно.

– Антон, ты можешь хоть на минуту расслабиться? – спросила мама.

Я выбрала из кучи картин в рамках ту, на которой были изображены две коровы на выпасе. Хорошая работа, может даже шедевр. Традиционное немецкое искусство. Именно такое одобряет Министерство пропаганды, что-то в этом роде обязана иметь дома каждая культурная женщина.

– Как тебе, мама?

Мама показала пальцем на коров и рассмеялась.

– О, да это же ты, телушка.

Телушка – прозвище, которое дала мне мама. Маленькая коровка. Я напоминала ей коричневую корову, что была у нее в детстве. Конечно, я давно смирилась с тем, что никогда не стану такой же изящной, как мама, и настоящей блондинкой тоже, но прозвище по-прежнему задевало.

– Не называй так Герту, – одернул ее папа. – Ни одна девушка не заслуживает того, чтобы ее называли коровой.

Всегда приятно почувствовать поддержку отца, даже если он правонарушитель, слушает иностранное радио и читает все иностранные газеты, какие только может достать.

Я выбрала две картины и отложила их в нашу кучку.

– Куда отправили хозяев всех этих вещей? – спросила я, хотя уже имела общее представление.

– Думаю, в концлагерь, – отозвалась мама. – Они сами виноваты. Могли же уехать. В Англию, например. Они не работают, в этом вся проблема.

– Евреи работают, – возразил отец.

– Да, разумеется, но кем? Адвокатами? Это не настоящая работа. Они владеют фабриками, но работают ли они? Нет. Я лучше буду вкалывать в десяти местах, чем стану работать на евреев.

Мама достала из кучи вещей мужской халат.

– Антон, как тебе такой?

Нам с отцом было совсем не обязательно искать на рукаве халата вышитую серебряной нитью букву «К», мы и без того знали, кто был его прошлым хозяином.

– Нет, благодарю, – отказался отец, и мама пошла дальше осматривать выставленные на распродажу вещи.

– Ты уверен? – Я взяла халат и протянула его отцу. – Красивая вещь.

Папа отступил от меня на шаг:

– Герта, что с тобой случилось? Куда подевалась моя девочка с добрым сердцем, девочка, которая первой вызывалась собирать пожертвования для нуждающихся? У Каца ты могла бы многому научиться.

– Я не изменилась.

Отец, очевидно, не поддерживал меня и даже не очень-то любил, но не было необходимости демонстрировать это прилюдно.

– Кац сопереживал людям. Доктор без любви в сердце превращается в бездушную машину.

– Разумеется, я сопереживаю людям. Ты хоть знаешь, каково это – изменить жизнь человека вот этими руками?

– При Гитлере ты никогда не станешь хирургом. Неужели ты этого не понимаешь? Вы, нынешние молодые, такие упрямые.

Неприятно это признавать, но папа был прав в вопросе моей перспективы стать хирургом. Я оказалась одной из немногих женщин в институте, кому повезло изучать пусть не хирургию, но дерматологию, а также пройти базовый курс по хирургии.

– Мы все должны чем-то пожертвовать, но Германия изменилась благодаря нашему поколению. Вы нам оставили бедную страну.

– Гитлер несет погибель нам всем, он просто берет то, что хочет…

– Тише, отец.

Вести такие разговоры при людях было крайне опасно. Отец даже отпускал шутки в адрес наших партийных лидеров.