— Пап, я одно хочу тебе сказать — я всегда рядом с тобой. Всегда!
* * *
Невесело было в палатке Люциты.
— Расскажи подробно, — просил жену Рыч, — как ты почувствовала, что Рука и Леха где-то рядом?
— Ты знаешь, в начале я даже и не их почувствовала, а просто какую-то опасность. А потом уже — их, и не почувствовала, а как бы увидела. Ну как во сне… Два силуэта. Но я точно знала, что это они… Понимаешь? И мне так страшно стало…
Рыч постарался обнять ее как можно нежнее.
— Я вот о чем думаю, — продолжала Люцита, — может, они и впрямь где-то здесь были? В таборе?
— Зачем?
— Тебя искали. — И она сама испугалась своего же предположения.
Вошел Степка, взгляд его был хмур.
— Миро арестовали, — произнес он всего два слова.
— Что?!
— У него нашли какую-то чужую картину. Говорят, что очень дорогую.
— Но Миро не мог взять чужого! — Люцита не знала, что и подумать.
— Конечно, не мог, — тут же согласился Степка. — Ему кто-то подбросил, чтобы свалить все на цыган. Правильно, Богдан?
— Я знаю, кто это сделал, — заговорил наконец и Рыч. — Я уверен: эту картину подбросили Миро Рука и Леха — у них с цыганами давние счеты. Ты права, Люцита — видно, они и в самом деле приходили в табор. Вот за этим и приходили.
— Это что, твои подельники? — Горячий Степка грозно двинулся на Рыча. — Может быть, ты по-прежнему с ними заодно?
— Не смей обвинять Богдана! — тут же вступилась за мужа Люцита. — Он тут ни при чем. Ясно?!
Рыч стоял молча.
— Как это ни при чем, Люцита? Наше священное золото они похищали вместе! Кармелиту тоже!
— Степа, это все было уже давно, больше года прошло, Богдан в тюрьме отсидел, — стояла на своем цыганка. — Все же видят, как он раскаивается. Он ничего дурного не сделает!
— А почему я должен в это верить?! — не унимался Степка.
— Ладно, Люцита, — заговорил наконец и сам Рыч. — Степан прав — наверное, не заслужил я еще, чтобы мне доверяли люди. Но я клянусь тебе, Степа, что не имею к этой картине никакого отношения. А с Рукой и Лехой у меня свои счеты.
— Я одно знаю, — Степка начал немного остывать, — Миро с этой картиной уж точно никак не связан, но он в тюрьме. А если эти Рука и Леха были здесь, в таборе, так нужно пойти в милицию и все рассказать!
— Что рассказать? — горько усмехнулась Люцита. — Что мне привиделись два бандита? Да нас в милиции на смех поднимут и скажут, что мы просто хотим Миро выгородить. Чего доброго, и Богдана еще заподозрят. Он ведь и в самом деле был когда-то с ними связан — не дай Бог, опять заберут.
— Ну вот, опять все из-за тебя, Рыч… — бросил Степка, а тот, кому он это сказал, вновь виновато смолчал.
— Зачем же ты так, Степа? — опять вступилась Люцита. — Я понимаю, ты злишься, что Миро арестовали, но нельзя же теперь обвинять Богдана во всем на свете. Нельзя же ставить на человеке клеймо только потому, что он однажды оступился! И потом, не забывай, Степа, что Богдан — мой муж. Мы с ним — одно целое, и если ты не веришь ему — значит, и мне не веришь.
Степка не ответил ничего. Потом тихо сказал:
— Прости, Люцита. Руки опускаются, как подумаю, что Миро в тюрьме, а мы ничего не можем сделать…
— Не нужно только обвинять друг друга понапрасну. Дай Бог, в милиции разберутся…
— Дай Бог… — повторил за Люцитой и Степка, хотя ни один из них до конца в это не верил.
Глава 9
Привезя задержанного Милехина в Угрозыск, Ефрем Сергеевич сразу же провел допрос. Стажер Ирина вела протокол, записывая все показания Миро.
— Ну хорошо, — говорил следователь, — подведем итог нашей беседы. Итак, вы были в доме Астахова и просили у него денег. В деньгах вам было отказано. Так?
— Так.
— После этого вы еще к кому-нибудь обращались?
— Пока нет, не обращался.
— Значит, отказ Астахова разрушил ваши планы.
— Но это же не значит, что я должен был после этого украсть у Астахова картины?
— Нет. Разумеется, нет. Но, согласитесь, это уже серьезный мотив для совершения преступления.
— Но я же вам уже говорил, что эту картину мне подбросили! Почему вы не хотите в это верить?
— А знаете, Милехин, я и в самом деле хочу вам верить. Но как-то слишком уж много совпадений. И к тому же у вас нет алиби — вы не можете назвать никого, кто видел бы вас на протяжении целых двух часов, а этого времени было более чем достаточно для ограбления.
— И что же теперь?
— Теперь мы проведем опознание картины Астаховым, и прокурор откроет на вас дело, которое потом будет передано в суд.
* * *
Только выпроводив из своего дома милицию, Астахов вспомнил, что, кроме картин, он может потерять еще и Олесю. И Николай Андреевич стал звонить ей на мобильный — Олеся не отвечала. Он вернулся в ресторан — ее давно уже там не было. Астахов обегал весь город, то и дело набирая ее номер, но Олеся никак не находилась и не откликалась.
Уже отчаявшись, он брел домой. И вдруг в скверике неподалеку от своего дома увидел на скамейке знакомую фигуру.
Олеся плакала. Астахов подошел, молча присел рядом и обнял любимую за плечи. Девушка прижалась к нему…
…Через полчаса они пошли домой. Астахов показал ей пустые рамы на стенах и рассказал обо всем, что произошло. И добавил, что Олеся для него важнее всех картин мира.
Потом они долго целовались, стоя посреди разоренной ворами гостиной, пока Олеся не отстранилась от Николая Андреевича.
— Подожди, Коля. Мне не нравится, что мы с тобой часто ссоримся, а потом делаем вид, будто никаких ссор не было. А проблемы-то в наших отношениях — они ведь никуда не деваются, они только накапливаются.
— А по-моему, Олесенька, у нас с тобой никаких действительно серьезных проблем и нет вовсе — так, блажь.
— Нет, Коль, я так не думаю. Ты все больше и больше отдаляешься от меня. Я тебе не интересна?
— Ну что ты, Олесь! Мне так хорошо с тобой… Очень хорошо! Поверь.
— Тогда почему же ты занимаешься делами всех, кроме меня?
— Ну мы ведь с тобой не в пустыне живем, не на необитаемом острове. У меня есть дети, я должен уделять им внимание? А когда мы остаемся с тобой наедине — мне очень хорошо, лучше всех на свете!
— Прости, Коля, но я в это не верю.
— Ну я не знаю, как тебе доказать! Вот украли у меня картины. Для меня это — огромная трагедия, ты же знаешь. А ты нашлась — и все другое как-то ушло, стало не так уж и важно.