— Хорошо, расскажешь, когда захочешь. Но из дома я тебя никуда не пущу!
— Рамир, я прошу, не удерживай меня. Я не могу больше оставаться в этом доме.
— Но почему, почему все хотят покинуть этот дом? Сначала Кармелита, потом дети…
— Ты же сам говорил, что дети ушли из-за меня. И, возможно, если меня не будет, они вернутся.
— Не говори так, Земфира!
— Но ты именно так считаешь… Да и не в этом дело, Рамир. Я очень сильно виновата перед тобой.
Баро подумал, что Земфира говорит о выкидыше, и только собрался было сказать, что она не виновата, что Бог дал — Бог и взял, но жена опередила его:
— Если бы ты знал все, то сам бы меня выгнал.
— Я не понимаю тебя. О чем ты говоришь?
— Не удерживай меня, Рамир. Я должна уйти. Я решила. — И Земфира встала, направившись к дверям.
— И я не смогу тебя удержать? — глухо спросил Баро.
— Нет.
— Что ж, если так, то иди. Только я хочу, чтобы ты знала, этот дом — твой дом. И он всегда будет ждать тебя, Земфира.
— Если бы ты знал всю правду, Рамир, то не говорил бы так. — И она вышла из дома с узелком в руках. Так же, как и пришла.
Баро опустился в кресло, обхватив голову руками… Его мир рушился на глазах.
* * *
К концу дня Сашка закончил все дела на конюшне. На душе было по-прежнему тошно. И он пошел к Марго.
Год назад, после недолгого кочевья с табором Марго боялась, что обратно на работу в пивную ее не возьмут. Но за годы работы она стала символом этого любимого управцами кафе на волжской набережной. Без нее пивная как-то осиротела, былые завсегдатаи стали заходить все реже. И поэтому хозяин принял Маргошу с распростертыми объятиями — оказалось, для того, чтобы продавать пиво, тоже нужен талант.
Сашка зашел в кафе и сразу же направился к барной стойке, где орудовала его избранница. Марго тут же налила ему кружку пива.
— Нет, Маргош, сегодня мне водка нужна, — проговорил он.
— С чего это вдруг? — Маргоша грозно, по-хозяйски уперла руки в боки.
— Горе у меня.
— Что случилось? — Тон Марго сразу изменился, в глазах мелькнула тревога.
— Торнадо умер, — отвечал Сашка.
Марго успокоилась. Нет, конечно, коня ей было жалко. Но понять этого цыганского отношения к лошадям, как к самым близким людям, она так до конца и не могла.
— Я ведь его с рождения знаю, — продолжал конюх. — Вот этими руками вскормил. Он же мне был почти как сын.
— Вот-вот, тебе лошади дороже людей. Ни детей тебе не надо, ни жены! Все бы пропадал с лошадьми целыми сутками…
— Не заводись, Маргош, не время сейчас. Лучше пожалей.
— Пусть тебя собутыльники твои жалеют!
И в самом деле, какой-то пьяный подсел к Сашке на соседнее место у стойки.
— Бабы — одно слово, — заговорил слегка заплетающимся языком пьяный.
— Точно! — Сашка рад был встретить единомышленника.
— От них все несчастья, — развивал свою мысль случайный знакомый. — Мы ради них — на все, а они… Эх!..
Это был Игорь. В последнее время, после многих жизненных неудач он сильно переменился, постарел. В нем уже трудно было узнать того ловкача, который подбрасывал драгоценности Рубине, обвиняя ее в воровстве.
Пьяным Игорь не был. В кафе он зашел просто перекусить еще минут двадцать назад. Но, увидев Сашку — конюха с конюшни Зарецкого, — понял, что можно узнать новости об отравлении Кармелиты из первых рук. Вот и подсел к нему, изображая выпившего.
— А у тебя горе, что ль, мужик? — спросил он Сашку.
— Да.
— Ну пойдем, помянем за мой счет. — Игорь пригласил Сашку за свой столик, даже не сомневаясь, кого они идут поминать.
Марго с беспокойством наблюдала из-за стойки, как ее Сашка с каким-то мужиком разливают бутылку водки.
— Ну что, за знакомство, Саша? — говорил Игорь, чокаясь.
Выпили по первой.
— Так что там у тебя стряслось? — спросил он, тут же наливая по второй.
— Лошадь померла.
— Лошадь? — Игорь не мог скрыть разочарования.
— А ты что, лошадей не любишь? Да лошади — они ж гораздо лучше людей! Лошадь — она не обманет, не предаст! — Сашка говорил громко, с надрывом, почти кричал. И все это для того, чтобы его услышала Марго.
Игорь еле-еле его урезонил, налив очередную рюмку.
— А от чего она умерла-то, лошадь?
— От ринопневмонии. Болезнь такая. Ну это как у людей воспаление легких. Знаешь, у них ведь даже болезни, как у людей. И вообще, лошади — они лучше людей. Я тебе сейчас докажу — наливай!
Выпили еще по одной.
— Вот мы с тобой эту гадость пьем, — продолжал Сашка, — в голове — дурь, во рту — бр-р-р… А вот лошади эту дрянь никогда пить не станут. Они, как дети, сладкое любят. Вот и Торнадо тоже… — Перед Сашкиными глазами, как живой, встал образ коня, пьющего молочко.
— Что «торнадо тоже»? Какое еще «торнадо»? — Своими вопросами Игорь вывел конюха из оцепенения.
— Торнадо — это жеребец, который сегодня помер. Кличка у него такая была — Торнадо. Вот он тоже сладенькое любил. И перед смертью даже молока сладкого, с медом выпил. Выпил, и того… — Сашка готов был уже расплакаться пьяными слезами, но Игорь, почувствовав, что они подходят к самому интересному, быстренько налил еще рюмку и сунул ее Сашке в руку.
— А вы что ж, лошадей молоком с медом поите? Не слишком ли дорого? — осторожно задавал он наводящие вопросы.
— Да не поим мы их молоком. Это Кармелита, хозяина дочка, больного Торнадо молочком с медом напоила. Сердце у нее доброе…
— У кого? У лошади?
— Да нет, у дочки хозяина. Она днем и ночью на конюшне, постоянно. Молодец она! Давай выпьем за ее здоровье!
И Игорь выпил за здоровье Кармелиты, внутренне дивясь и усмехаясь парадоксам жизни, причудливым поворотам судьбы. Тратил силы и рисковал он, как оказалось, зря.
* * *
Однако Земфира с узелком своих вещей пошла в табор не сразу. Она пришла к Рубине.
— Земфира, что случилось? — всполошилась старушка, откладывая свое вышивание. — Да на тебе лица нет! И почему ты с вещами?
— Я ушла от Рамира…
— Как ушла?
— Ушла из дома. Хочу вернуться в табор.
— Да что произошло, в конце концов? Ты же его так любишь! Он что, выгнал тебя?
— Нет, я сама ушла. Понимаешь, я его обманула. И если бы он только узнал, то сам бы меня выгнал. Вот я и решила уйти первой, пока ложь не открылась.