Личных встреч Попова с Кайзвальтером в Шверине не было. Они возобновились после того, как шпиона перевели в 1957 году в Восточный Берлин. По долгу службы он мог посещать и Западный Берлин, где они продолжили лично встречаться на конспиративной квартире.
— Мой друг, — притворно произнес янки, — теперь я для тебя не Гроссман, а Шарнхорст.
Читая некоторые следственные материалы автор нашел такие объяснения разоблаченного шпиона по обстановке того периода:
«В Берлине Гроссман взялся за меня основательнее. Он интересовался буквально каждым моим шагом. Например, после возвращения из отпуска, который я проводил в Советском Союзе, Гроссман потребовал наиподробнейшего отчета о том, как я провел отпуск, с кем встречался, требовал, чтобы я рассказал о мельчайших деталях. На каждую встречу он приходил с заранее подготовленным вопросником и во время беседы ставил мне конкретные задания по сбору информации».
В 1957 году руководство Центра «щуку кинуло в речку» — перевели его в Карлсхорст, где поручили узкий участок работы с нелегалами военной разведки. Но, несмотря на соблюдение командованием принципа конспирации, Попову удалось собрать установочные данные на некоторых из них и передать противнику…
24 ноября 1958 года Попов в последний раз встретился в Берлине с Кайзвальтером и был отозван в Москву. Там же его познакомили со специально вызванным из Москвы его будущим куратором-разведчиком ЦРУ под «крышей» атташе посольства США Расселом Лэнжелли. Договорились, что их личные встречи в советской столице будут происходить в ресторанах «Астория» и «Арагви».
Американцы знали, что скоро им с Поповым придется работать в Москве, поэтому его стали быстро экипировать всем нужным снаряжением: средствами тайнописи, шифровальными и дешифровальными блокнотами, радиопланом эфирных передач, подробной инструкцией пользования шифрами и адресами, по которыми он мог известить ЦРУ из СССР о неожиданных изменениях в обстановке, письмами-при-крытия.
На одной из встреч Кайзвальтер вручил Попову специальный приемник с миниатюрным магнитофоном. Там же янки вручил россиянину инструкцию, в которой говорилось:
«План на тот случай, если вы останетесь в Москве. Пишите тайнописью по адресу: Семья В. Нраббе, Шильдов, у л. Франца Шмидта, 28. Отправитель — Герхард Шмидт. В этом письме сообщите все данные о вашем положении и дальнейшие планы, а также когда вы будете готовы принимать наши радиопередачи. Радиоплан следующий: передачи будут по первым и третьим субботам каждого месяца. Время передачи и волна указаны в таблице…»
В середине 1958 года руководство военной резидентуры поручило подполковнику Попову вывести в Нью-Йорк нелегала — молодую женщину по фамилии Тайрова. Она выехала хорошо проработанным каналом по американскому паспорту. Но оборотень Попов предупредил ЦРУ о ее вояже. Янки тут же подключили к ее сопровождению костоломов ФБР. Однако те сработали так грязно, что наш нелегал заметил за собой плотную слежку. Она, удачно обманув пинкертонов, выскользнула из затягивающейся петли и благополучно добралась до Москвы. При разборе «полетов» в ГРУ, Попов обвинил в непрофессиональных действиях Тайрову. Его объяснения были приняты за истину, и он остался работать в центральном аппарате военной разведки.
* * *
В январе 1958 года в Москву в качестве атташе административно-хозяйственного управления прибыл 36-летний Рассел Аугуст Лэнжелли. В ходе наблюдения за его поведением в советской столице были установлены неопровержимые факты его тесного сотрудничества с разведчиками, действующими с позиций легальной резидентуры ЦРУ в Москве. Быстрое включение в разведработу создало впечатление у оперативников КГБ, что он прибыл для работы с конкретным, пока не известным «оборотнем» из советских граждан.
Вот один из примеров — 21 января 1959 года Лэнжелли дважды выезжал на машине из посольства в город для посещения магазинов. Он даже купил цигейковую шапку, но главное не ушло от внимания службы НН (наружного наблюдения) — он активно проверялся. Вечером того же дня он снова выехал из посольства. На проспекте Мира машина попала в пробку. Неожиданно он руль передал жене, а сам вышел из авто и торопливо направился в сторону метро. Спустившись на платформу, Лэнжелли последним сел в вагон, но когда двери стали закрываться, он, придерживая ногой одну из створок, ужом проскользнул в образовавшуюся щель. Потом выйдя из метро «Проспект Мира», явно проверяясь, он, посмотрев на часы, направился в сторону автобусной остановки. Ровно в восемь часов с янки поравнялся неизвестный в форме подполковника Советской армии (СА). Пройдя некоторое время рядом, они в этот момент незаметно для окружающих, но не для «наружки» обменялись какими-то предметами и разошлись.
Перед контрразведчиками стояла задача не упустить офицера и установить его личность. Доехав до гостиницы «Останкино», он остался там ночевать. Теперь труда не составило выяснить его фамилию. Военным оказался подполковник интендантской службы СА Петр Семенович Попов, 1923 года рождения, прибывший из Калинина…
Теперь территориальная контрразведка стала активно работать с армейскими чекистами. Все собранные материалы концентрировались в ДОР (дело оперативной разработки. — Авт.)под названием «Бумеранг», а сам фигурант дела проходил под кличкой «Иуда» — другого названия трудно было придумать.
В ходе изучения и анализа работы радиоразведыватель-ного центра США во Франкфурте-на-Майне было установлено, что с января 1959 года для агента, находящегося на территории СССР, по субботам в 22.00 и воскресеньям в 6.30 стали посылаться шифровки.
Контрразведку КГБ СССР заинтересовала и переписка Попова с гражданкой Австрии Эмилией Коханек, как уже знает читатель, его любовницей по службе в Вене. Совместные агентурно-оперативные мероприятия (АОМ) военной контрразведки и территориальных органов сразу же принесли положительные результаты, дающие возможность серьезно заняться подполковником Поповым.
Попов к началу 1959 года был полностью обставлен оперативным наблюдением. Служба НН 7-го Управления КГБ установила, что после январской встречи Лэнжелли и Попова последний активизировал свою деятельность. Он несколько раз приезжал из Калинина в отдел кадров ГРУ. Встречался с офицерами центрального аппарата военной разведки. В Калинине теснее стал общаться со своим знакомым — офицером, служившем на особо важном подразделении ПВО страны.
Когда стало очевидным, что Попов расширяет и углубляет свои связи с носителями секретов, а подозрение о его сотрудничестве с иностранной разведкой уже не вызывало сомнения, руководством КГБ СССР было принято решение негласно задержать подозреваемого. Огласка не нужна была на том этапе его разработки. 18 февраля 1959 года Попова арестовали. Личный обыск показал, что перед контрразведчиками явный шпион. Из карманов его одежды достали записную книжку, в которой значился домашний телефон Лэнжелли, пароль для вызова на встречу с разведчиком ЦРУ, 6 листов специальной копировальной бумаги, блокнот с тайнописным текстом довольно пространного очередного агентурного сообщения, подготовленного для передачи Лэнжелли:
«Отвечаю на Ваш номер один. Ваши указания принимаю к руководству в работе. На очередную встречу вызову по телефону перед отъездом из Москвы. При невозможности встретиться перед отъездом напишу на Краббе. Копирка и таблетки у меня есть, инструкция по радио не нужна. Желательно иметь адрес в Москве, но весьма надежный. После моего отъезда постараюсь два-три раза в год выезжать на встречи в Москву.