Игра Люцифера. Как один человек раскрыл "глобальный заговор", вышел из тюрьмы и стал миллионером - читать онлайн книгу. Автор: Брэдли Биркенфельд cтр.№ 64

И это внезапно заставило меня подумать о женах тысяч американцев, прятавших свои секретные швейцарские счета. Многие из них даже не подозревали, чем именно занимались их мужья во время своих «командировок» в Цюрих и Женеву. Я задумался о том, многие ли из этих женщин знали о донжуанстве своих мужей, об их любовницах, о тратах на азартные игры и стриптизерш. Я представил себе, как многие из них соглашались на предложенные им условия развода, понятия не имея, сколько принадлежавших им миллионов долларов были надежно спрятаны от них. Швейцарцы смогли поиметь (в самом плохом смысле) не только обычных американских налогоплательщиков, но и сотни таких женщин. Пожалуй, адвокатам, представлявшим их в бракоразводных процессах, стоило бы пересмотреть условия соглашений, поскольку большинство из них явно были несправедливыми.

* * *

Июльская жара накрыла своим влажным облаком весь Вашингтон, а постоянный подкомитет Сената по расследованиям во главе с сенатором Карлом Левиным в полную силу приступил к работе и начал готовиться к открытым слушаниям по вопросу банков, налоговых гаваней и нарушения налогового законодательства США. Долгие годы в кулуарах Конгресса ворчали о том, как иностранные банки нарушают американское налоговое законодательство, но не могли этого доказать. Это были влиятельные мужчины и женщины, однако они были беспомощны, как артиллерийская батарея без снарядов. Теперь появился я и отдал им ящики с боеприпасами, и теперь они заряжали орудия, готовясь произвести первые залпы.

Если члены Конгресса любят хоть что-то больше, чем свои раздутые зарплаты, бесконечные отпуска, бесплатную медицинскую страховку и кучу помощников, то это внимание прессы. И пока Комитет готовился к своему сценическому дебюту, в этом внимании не было недостатка. В мае Хейг Симонян опубликовал в Financial Times статью о руководителях UBS, которые официально запретили своим сотрудникам командировки в Соединенные Штаты после того, как Капитолийский холм наконец-то разозлился, причем с полным на то правом. Журналисты New York Times тут же начали собственное расследование, в основном посвященное деятельности богатых американцев, а министерство юстиции, налоговая служба и Специальный комитет Сената принялись все чаще тыкать пальцем в сторону UBS.

После того как мое заявление было принято судом во Флориде, Хейг рассказал о моей истории на страницах газеты. Спустя десять дней министерство юстиции подало в федеральный суд иск против «Джона Доу» ^[79], в котором потребовало, чтобы UBS открыл имена 19 000 анонимных американцев, имевших незадекларированные счета. Каждый значительный факт в этом иске был основан на документах, которые я добровольно передал в министерство юстиции, комиссию по ценным бумагам, Сенат и налоговую службу — 19 000 имен, более 52 000 счетов и 20 миллиардов долларов в активах. Министерство юстиции просто скопировало мои данные в свой документ и получило за это всю славу. По справедливости, это должен был быть иск от имени Брэдли Биркенфельда!

Разумеется, UBS отверг все обвинения и заявил, что его руки связаны швейцарскими законами в отношении банковской тайны. Такой оскорбительный ответ серьезно разозлил американских законодателей. В своей очередной статье в Financial Times Симонян предупредил, что швейцарцев ждет сокрушительная атака со стороны американцев. Сразу после этого раздался залп из всех орудий. Правительство США обратилось в федеральный суд с просьбой о том, чтобы UBS раскрыл все имена. Судья сказал: «Конечно да, черт побери!» — и вынес соответствующее решение. Статьи в New York Times выходили уже практически каждый день. Мои бывшие начальники чувствовали, как их задницы поджариваются. Они понимали, что, если они откажутся выползти из своего убежища в Швейцарии, в сотни отделений UBS Americas придут федеральные агенты, вооруженные ордерами и висячими замками.

Я провел время между подачей своего заявления во Флориде и слушаниями, назначенными на середину июля, в Бостоне, злорадно наблюдая, как разгорается пожар. Дуг ходил на работу в юридическую контору, а я оставался в «бункере» — спальне, наполненной папками с материалами, пачками свежих газет и журналов. Кроме того, в спальне были компьютер и постоянно звонящий мобильный телефон. В основном я общался со своими адвокатами, хотя моя вера в них слабела. Со мной пытались связаться многие репортеры, однако я разумно отказывался от общения с ними. Я знал себя слишком хорошо и понимал, что начну откровенно говорить все, что думаю — особенно о министерстве юстиции — и это точно не помогло бы мне на слушаниях по моему приговору, дата которых еще не была назначена. Летом я ношу шорты, и черное следящее устройство выглядело на моей ноге, как огромные часы G-Shock. Попробуйте принять душ с этой штуковиной! Она постоянно напоминала мне о том, что мы все — рабы правительства, просто не все носят свои ошейники напоказ.

3 июля Пол Гектор позвонил мне и сообщил новости.

— Брэд, с нами только что связался Боб Роуч. Он хочет, чтобы ты вернулся в Вашингтон и помог Комитету в его расследовании.

— Всегда готов помочь, — сказал я. — Дата уже назначена?

— 9 июля.

— Я приеду.

Это было очень хорошим знаком, или, по крайней мере, так я думал в то время. Сенат в отличие от министерства юстиции не хотел притворяться в том, что я уже не обладаю для него никакой ценностью.

Эти люди четко понимали, что я играю ключевую роль в их деле и что именно я — тот человек, который поможет им прижать швейцарцев. Каждый вечер, когда Дуг возвращался домой, мы обсуждали события прошедшего дня. Он согласился, что приглашение Комитета — это хорошая новость.

Однако все пошло не так, как я рассчитывал. Я встретился с Роучем и одним из его следователей. Им была нужна помощь в раскрытии роли Мартина Лихти как главы UBS, я был рад им помочь, и все прошло хорошо. Я отправился обратно и стал ждать приглашения на слушания Карла Левина, но мне позвонили Гектор и Моран и огорошили плохими новостями.

— Тебя не будет на слушаниях, Брэд. Они не хотят, чтобы ты давал показания.

— Какого черта? Почему?

— Мы не знаем, но они сказали «нет». Мы думаем, это Даунинг.

— Эти подонки из министерства юстиции боятся того, что я могу рассказать.

— Возможно. — Гектор и Моран вели себя как побитые собаки. — Нам очень жаль.

Итак, судя по всему, Даунинг блокировал мое появление на открытых слушаниях в Сенате, он наверняка заявил, что оно будет компрометировать министерство юстиции. Он был прав — так бы оно и было, поскольку мое выступление там превратилось бы в громкий и публичный протест против моего тюремного заключения. К тому же весь мир в режиме реального времени узнал бы о том, кто именно рассказал о швейцарских Голдфингерах и что за это меня хотят вывалять в дегте и перьях. Это, возможно, принесло определенное облегчение и членам Комитета. Они не могли контролировать меня или как-то корректировать мои показания. А что, если я что-то от них утаил? Что, если бы я внезапно повернулся к Джону Керри и сказал: «Кстати, сенатор, счет в Женеве есть и у вашего закадычного приятеля такого-то?» Для них было бы спокойнее, если бы я сидел дома и смотрел разбирательство по телевизору.