Питомник - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 52

Постанывая, хватаясь за все, что попадалось под руку, она медленно двинулась к столовой, опрокинула кресло-качалку, чуть не упала опять и наконец нащупала выключатель. Он щелкнул впустую. Электричество в поселке все-таки выключили на ночь. В ящике буфета лежал фонарь, имелись еще свечи и керосинка.

Лекарства Раиса нашла сразу, взяла в руки телефон. Она знала, на какую кнопку нажать, чтобы выключить и включить. Однако был еще цифровой код, и его Раиса не помнила. Несколько минут она в отчаянии давила на все кнопки подряд. Она сомневалась, хватит ли у нее сил дойти до соседей. Участки были огромными, а сердце продолжало болеть, несмотря на нитроглицерин. В ушах стоял высокий волнообразный гул. Он звучал с механическим унылым упрямством, как будто рядом работала какая-то нудная машина. Она не сразу сообразила, что звук этот издает живое существо. Где-то поблизости выла собака.

Она вышла в сад с фонарем. Оставалась слабая шальная надежда, что Олег жив и его удастся разбудить, привести в чувство. Пространство от крыльца до гамака, двадцать метров по аккуратной асфальтовой дорожке, обсаженной кустами шиповника, она преодолела минут за десять. С тента над гамаком все еще капала вода. Голова закружилась так сильно, что Раиса потеряла равновесие и машинально ухватилась за плечо Олега. Гамак тяжело качнулся, Раиса выронила фонарь в высокие кусты. Он тут же погас. Сама она чуть не завалилась прямо на неподвижное тело.

Капризный неопрятный ребенок, свиненок, мальчик, которого она столько лет кормила супами и куриным филе, сорокалетний мужчина, которого она ежедневно проклинала и обзывала про себя скотиной, был мертв.

Единственное, что она могла сделать сейчас для него, это закричать: «Помогите!», потом заплакать и, обливаясь слезами, перекрестить его, некрещеного.

На крик откликнулось несколько собак с соседних участков, лай сменился воем. Раиса почувствовала наконец весь ужас своего положения. Она совершенно одна, у нее нестерпимо болит сердце, кружится голова, а рядом мертвый Олег, и, чтобы позвать на помощь, надо преодолеть огромное расстояние, метров триста, в кромешной темноте. Но это было сейчас невозможно. Она себя чувствовала ужасно, только чуть-чуть лучше, чем Олег. Он был мертв, она жива, но сил совсем не осталось.

Раиса села в мокрую траву у гамака, чтобы немного отдохнуть. Она старалась дышать медленно, глубоко, ночной воздух, чистый, насыщенный озоном после грозы, освежал, вливал силы. Она вдруг представила себе лицо хозяйки, когда та узнает, что случилось с ее драгоценным сыном.

— Все правильно! — прошептала она, едва шевеля холодными губами. — Это расплата, вот что! Я всегда знала, что ей придется платить за Оленьку.

Раиса впервые решилась произнести вслух это имя, пусть никто не слышал, но она решилась. Многие годы она запрещала себе вспоминать, а тут вдруг, на мокрой траве, у гамака, оттянутого мертвым телом, с мстительной сладостью прокрутила перед глазами то, что происходило в ненавистном семействе пятнадцать лет назад.

Через год после развода с Леной Олег привел в дом совершенного ангела, девочку Олю. У нее были пышные желтые кудри, круглые, как блюдечки, светло-голубые глаза, нежный румянец тихий детский голосок. С Оленькой можно было поговорить, но главное, с ней всегда можно было договориться. Она всех слушала с одинаковые вниманием, никому не возражала, старалась угодить даже Раисе. Однако Солодкины-старшие вели себя так, словно между неряхой, хамкой Ленкой и тихой красавицей Оленькой не было ни какой разницы. Галина Семеновна повторяла щурясь, то ли от презрения, то ли от сигаретной дыма:

— Ну что общего у нашего мальчика с этой куклой? Не было никакой свадьбы, никакой регистрации. Оленька просто жила, и все. Она любил Олега совершенно бескорыстно, заботилась о его здоровье. От неумеренного питания Олег растолстел, у него начались проблемы с пищеварением, и Оленька готовила для него отдельно диетическую еду. Она увлекалась народной медициной и заваривала для Олега всякие целебные травы. Кастрюльку с густым, черным отваром она относила в комнату и, наверное, поила Олега с ложечки, как маленького.

Казалось, девочка совершенно забыла о самой себе, не училась, не работала. Раиса ни разу не видела ее с книгой в руках. Целыми днями трудолюбивая Оленька стирала, гладила, без конца убирала разбросанные вещи, вылизывала их комнату, а вечером, когда Олег возвращался из института, они закрывались и сидели тихо, как мышки.

Работы по дому хватало, к хозяевам часто приходили важные гости, чиновники, иностранцы. Квартира должна была сверкать чистотой, и готовить приходилось для гостей на уровне самых дорогих ресторанов. Раиса вздохнула с облегчением. Теперь она могла полностью сосредоточиться на обслуживании Солодкиных-старших и даже не заходить в комнату Олега. Этот свинарник многие годы был для нее чем-то вроде заколдованной зоны. Ей часто снился один и тот же кошмар, как она убирает за Олегом, складывает вещи, стирает пыль, борется с хаосом, но все опять валится, рушится, покрывается слоями грязи, горами окурков и фантиков, и так до бесконечности, словно какое-то невидимое чудовище пожирает ее труд, ее силы, издевается над ней.

Когда стало известно, что Оленька ждет ребенка, Раиса очень за нее обрадовалась. Казалось, девочка просто создана для материнства. Правда, ни у кого, кроме домработницы, известие о прибавлении семейства положительных эмоций не вызывало.

Однажды Раиса случайно услышала разговор хозяев, не предназначенный для чужих ушей. Был поздний вечер, она уже убрала квартиру после важных гостей. Стол был особенный, с грибными тарталетками, фаршированными авокадо и трехслойным бламанже на десерт. К ночи Раиса устала так сильно, что, одеваясь в прихожей, присела на табуретку у зеркала перевести дух перед дорогой. Дверь в кухню была открыта, оттуда доносился приятный запах дорого табака. Галина Семеновна курила. Хозяева довольно часто сидели так вечерами, в чистой кухне, после ухода гостей. Как правило, оба молчали, уткнувшись в газеты.

Раисе предстояло ехать к себе в Бирюлево, сначала на метро, потом в автобусе. Сил совсем не осталось, она прикрыла глаза и, возможно, даже задремала бы в прихожей, но до нее донесся голос хозяйки.

— Между прочим, мадам Кирюшина заметила живот, — это было сказано с какой-то странной испуганно-язвительной интонацией, как если бы эта Кирюшина, супруга одного из гостей, заметила не круглый живот молодой жены Олега, а нечто очень неприятное, неприличное.

— Когда она успела? — быстро, испуганно отозвался Василий Ильич. — Они не выходили из своей комнаты.

— Так она сама к ним вломилась. Ты же знаешь Кирюшину, всюду сует свой нос. Ей, видите ли, хотелось посмотреть на Олежку, познакомиться с его женой. Она его помнит маленьким. Я ведь не могла запретить.

— Кроме живота она ничего не заметила?