За стеной послышался тихий плач. Маша как будто
почувствовала, о чем думает ее мама, и проснулась. Было всего семь часов. Ксюша
решила не изводить себя, потому что так можно просто свихнуться. Лучше
спокойно, с удовольствием дожить этот вечер, отдохнуть после кошмарной ночи, а
завтра, на свежую голову, принять решение.
Посадив ребенка в коляску, она отправилась в торговую
галерею в двух шагах от дома. Там в любое время суток можно купить все, не
только еду, но и одежду. Ксюше давно приглянулась маечка от Готье из
натурального шелка, и сейчас она без колебаний ее купила. В обувном бутике
перемерила всю обувь своего размера и выбрала босоножки цвета молочного
шоколада, на невесомой танкетке, с ремешками из мягчайшей телячьей кожи. Ей тут
же предложили к ним сумочку, небольшую, но очень вместительную. В детском
магазинчике она приобрела для Маши совершенно нефункциональный, но сказочно
красивый комплект. Платьице и шляпку в стиле «кантри». Ласковый щебет
продавщиц, изумительные запахи, прохладный озонированный воздух окончательно
стерли в ее памяти все ночные кошмары.
В супермаркете она купила маленькую упаковку крупной
клубники, несколько светящихся от спелости абрикосов, французский камамбер,
пучок свежайшего салата, баллончик взбитых сливок, пачку голландских галет,
пакетик кешью и литровую бутыль свежевыжатого апельсинового сока. Этого было
достаточно, чтобы сегодня доужинать и завтра позавтракать. Напоследок, у
выхода, она выбрала видеокассету с душераздирающим триллером.
Глава 12
Илья Никитич очень удивился, когда обнаружил, что уже
одиннадцать вечера, а мамы все нет дома. Лидия Николаевна всегда звонила, если
задерживалась. Но сегодня он даже не знал, где она. Ни звонка, ни записки,
ничего.
В половине двенадцатого он заволновался всерьез. У него имелись
телефоны маминых приятельниц, он принялся сосредоточенно листать записную
книжку, пытался вспомнить, кто сейчас в Москве, а кто на даче. Он сомневался,
стоит ли паниковать раньше времени, беспокоить старушек ночью. Его мучила мысль
о том, что мама могла обидеться. В последнее время он вел себя не то чтобы
по-свински, но как-то нехорошо. Они с мамой почти не разговаривали, он
раздражался, прятался в своей комнате. Он отлично понимал, в чем дело. Вернее,
в ком. Конечно, в Евгении Михайловне Руденко.
Еще ничего не произошло и, вероятно, не могло произойти. То,
что он чувствовал к Евгении Михайловне, не имело значения ни для кого, кроме
него. На взаимность он не рассчитывал. В реальности существовали только его
странные, до вольно бурные чувства. Он знал, что это в последний раз, и хотел
пережить сентиментальную бурю в одиночестве. А мама привыкла, что между ними
нет никаких секретов. Возможно, был бы у него своя личная жизнь, семья, как у
большинства нормальных людей в его возрасте, мама не требовала бы полного
отчета во всем. Но поскольку своей семьи у него не имелось, мама до сих пор
считала его маленьким и была убеждена, что без нее он не может шагу ступить.
Было бы жестоко разрушать эту иллюзию. Она наполняла
семидесятипятилетнюю Лидию Николаевну молодой материнской энергией.
Без пятнадцати двенадцать Бородин все-таки поднял телефонную
трубку, остановив свой выбор на той из маминых подружек, к которой Лидия
Николаевна могла отправиться в гости. Но в этот момент звякнул домофон.
Илья Никитич положил трубку и вышел в прихожую. Дверь
открылась, и Лидия Николаевна возникла на пороге в элегантном летнем костюме
цвета какао с молоком. На голове у нее была белая соломенная шляпка, украшенная
лентой такого же цвета, как костюм, шею небрежно обвивал белый шелковый шарф, в
руке покачивалась белая лаковая сумочка. Туфли тоже белые лаковые, на невысоком
удобном каблучке. Пахло от нее какой-то легкой туалетной водой, и на губах
поблескивала бледная помада. Илья Никитич знал, что костюму лет двадцать, и
туфли старенькие, и шляпка, но выглядела мама потрясающе. Он тихо присвистнул,
покачал головой, поцеловал маму в прохладную щеку и произнес:
— Да-а, мамочка, это серьезно…
— Что серьезно, Илюша? — она осторожно сняла шляпку,
тряхнула короткими белоснежными волосами. — Уж не думаешь ли ты, что я бегала
на свидание на старости лет?
— Думаю, — признался Бородин, присаживаясь на корточки и
помогая маме снять туфли, — именно об этом я и думаю весь вечер.
— Ну, прости, прости, — она поцеловала его в макушку, — ты
ужинал?
— Чайку выпил. А ты?
— А я, Илюша, была в ресторане. Раз в десять лет можно себе
позволить, правда? Тем более, мы угощались пополам. Получилось совсем не дорого.
— Мамочка, ты что, оправдываешься? — улыбнулся Бородин. —
Лучше расскажи, в каком ты была ресторане и с кем.
— Сейчас я переоденусь, мы сядем ужинать, и я расскажу, —
пообещала Лидия Николаевна, скрываясь в своей комнате. Илья Никитич заметил, как
таинственно и хитро блестят у нее глаза.
— Ужинать? — переспросил он сквозь дверь. — Ты что, хочешь
есть после ресторана?
— Представь, да. Там я в основном разговаривала.
Он успел накрыть стол, поставил разогревать жареную
скумбрию, нарезал помидоры и огурцы. Лидия Николаевна вышла из комнаты в
домашнем платье. Устало опустившись на стул, выразительно вздохнула. Илья
Никитич понял, что маму просто распирает желание рассказать нечто важное и
интересное.
— Ну, давай, мамочка, я тебя внимательно слушаю.
— Нет, — она упрямо поджала губы, — сначала поедим. Деловые
разговоры лучше вести за чаем.
— Что, разговор прямо-таки деловой? — Бородин улыбнулся и
слегка наклонил голову набок.
— Не деловой, но очень важный. Я, Илюша, приготовила для
тебя сюрприз. Нет, мне рыбу не клади, я только салатику поклюю, и довольно. А
ты кушай, не торопись.
Бородин принялся за рыбу. Он действительно был голоден.
Курагу и чернослив, которые давала ему мама на работу вместо котлет и пирожков,
он уже видеть не мог и целый день ничего не ел, кроме бутерброда с сыром,
который перехватил в буфете на службе.
Лидия Николаевна смотрела него сверкающими голубыми глазами,
вздыхала, суетилась, вставала из-за стола, что-то переставляла, перекладывала,
наконец не выдержала и быстро, возбужденно произнесла:
— Так и быть, слушай. Только, пожалуйста, не перебивай, а то
я упущу что-нибудь важное. Хорошо?
— Конечно, мамочка. Я весь внимание.
— Ты не поверишь, я чуть не сошла с ума, Илюша. Эта пивная
фамилия вертелась у меня в голове, не давала покоя, можно сказать, бродила и
кисла, как дрожжи… Фу, пакость какая! Отвратительное сравнение, да? Ну ладно.
Не будем отвлекаться. Итак, я совершенно точно знала, что когда-то где-то
встречала человека с такой фамилией, однако не могла вспомнить, когда и где.
Идиотизм, да? Я перерыла все свои старые записные книжки. Бесполезно. Я чуть не
плакала, даже сердце заболело от огорчения. Я не спала всю ночь. А на рассвете
меня как будто током стукнуло. Я ведь смотрела в каждой из своих книжек только
страницы с буквой "С". Ну, мне просто лень было, честно говоря,
просматривать все, от "А" до "Я". Ты ведь знаешь, я
ленивая, нетерпеливая, результат мне нужен моментально, без всяких усилий. Так
вот, на рассвете я так разозлилась на себя, что встала и принялась листать
книжки по порядку. И знаешь, где я нашла эту проклятую пивную фамилию? Ни за
что не догадаешься! Она была записана на букву "К". Как ты думаешь,
почему? Да потому, Илюша, что Галина Семеновна работала в Министерстве
культуры.