Остаться в живых. Психология поведения в экстремальных ситуациях - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Гонсалес cтр.№ 72

Образ военного летчика (и космонавта), созданный кинематографом и литературой времен молодости моего отца, в наши дни явно устарел. Во Вторую мировую войну была срочная необходимость пополнения рядов пилотов, поэтому процесс подбора выглядел совершенно иначе. Тогда в ВВС требовались летающие «ангелы ада». (Привожу описание медицинского осмотра со слов моего отца. Доктор спрашивает его: «Молнию видим, гром слышим?» — и после утвердительного ответа произносит: «Поздравляю, вы летчик!») В самый разгар холодной войны президент Кеннеди обещал, что до конца десятилетия человек полетит на Луну, поэтому и в этом случае присутствовала определенная спешка. Архетип героя, описанный Томом Вулфом в романе «Нужная вещь», соответствовал реальности 1970-х, но не сегодняшней. Во времена отца летчики могли всю ночь пить и потом — по крайней мере циркулировала такая легенда — закладывать под веки крошки табака, чтобы не заснуть во время боевого вылета. Существует одна история о летчике, который резинкой привязал штурвал управления к окну кабины и спал до достижения цели вылета. Не стану утверждать, будто это правда, но, если судить по тем типажам, которые мне довелось встретить в жизни, я бы не удивился. В наши дни у астронавта ^[79] нет проблем с алкоголем, но зато есть ученая степень.

Современные летчики не болтаются по барам и не ухлестывают за каждой юбкой. Среди сегодняшних военных летчиков много женщин. Наверное, по пятницам вечерами они могут себе позволить и выпить вволю, помахать кулаками около бильярдного стола, но это всего один день в неделю. А я говорю о современной тенденции подхода к профессии. Летчик, не пренебрегающий рюмкой-другой в будний день, быстро приземлится на стул за письменным столом. И конечно, ни один из нынешних летчиков не позволяет себе не соблюдать субординации.

Однажды я увидел, как два летчика на взлетной полосе поприветствовали друг друга, обменявшись ударами открытых ладоней (типа «дай пять»). «Тоже мне томы крузы из „Лучшего стрелка“», — подумал я тогда и, как оказалось, очень ошибался. Мы подходили к синему автобусу, и я услышал, как один из них буквально процитировал фразу из этой картины: «Я чувствую жажду», — а другой моментально откликнулся: «Жаж-жду скорости».

Капитан Роджерс объяснил мне, что ребята любят постебаться над этой туфтой: «Если какой-нибудь летчик повел бы себя как Том Круз, у него точно не было бы друзей. Он стал бы изгоем». Безрассудная смелость и наглое пренебрежение правилами безопасности за штурвалом самолета, на дикой природе или в другой среде с повышенным риском для жизни оборачиваются плачевно. Сегодняшнее повальное увлечение непуганых путешественников опасными видами спорта и отдыха на дикой природе приведет только к увеличению числа несчастных случаев. Этому во многом способствует агрессивная мифологизация экстремального образа жизни. На одной рекламе внедорожника Nissan изображено следующее: в открытом кузове этой замечательной машины сидит раненый велосипедист; на руках и ногах его надеты самодельные шины, рядом с ним лежит разбитый горный велосипед. Слоган: «Послеоперационная палата». Видимо, творцы этой рекламы имели в виду, что боль является неотъемлемой частью веселья. Но причинять боль и ее испытывать — разные вещи.

Мой знакомый дзенский монах обучался стрельбе из лука. Он описал мне, как прошел его первый урок. Мастер отвел его на скалу, поставил мишень и взял в руки лук. Потом натянул тетиву и прицелился в мишень. После этого он немного повернулся и выпустил стрелу просто в никуда.

«В первую очередь мы офицеры и уже потом — летчики», — объяснил капитан Роджерс. Ведь смысл не в полете, как, впрочем, и попадание в мишень не является целью дзенской стрельбы из лука. Это, так сказать, просто сопутствующие эффекты определенного стиля жизни. Но не они формируют цельность вашего характера. Как только пропадет стремление попадать в мишень, сам путь приведет к цели. Лук за вас попадет сам. А цельность начинается со смирения. Когда я оканчивал курс обучения, капитана Роджерса перевели на истребитель F-15 Eagle — об этом мечтает каждый летчик, и такое назначение очень престижно. Я спросил его: «Вы получили это назначение, потому вы самый лучший?» — «Да ты что, — отмахнулся он. — Просто я везунчик. Повезло, понимаешь?»

Я тогда подумал, что выбор слов говорит о многом. До того как самолет отца подбили, он получил награду за спасение своего экипажа. Через много лет я спросил, как ему это удалось, и он ответил: «Просто я везунчик. Очень мне тогда повезло». И рассмеялся.

Вектор выживания, по которому развивались жизни Джо Симпсона и Стива Каллахэна, начал формироваться еще в их детстве. Прежде чем выходить один на один с дикой природой, прежде чем бросать вызов ее силам, мы должны не только заслужить это право — прикоснуться к ее тайнам — но и стать достойными ее противниками. Подобные качества не обретешь ни на воскресных курсах выживания, ни в летнем бойскаутском лагере — даже если вы будете причислены к славному «орлиному» ордену «Бойскауты Америки», ни даже за несколько лет службы в армии. Питер Лешак писал:

Лешак говорит о том, что человек сам должен сделать себя достойным выживания; личным путем Лешака стала борьба с лесными пожарами, а путь выживания моего отца — управление самолетом под прицельным огнем.

Впервые о таком понятии, как достоинство, я узнал от отца. А потом постигал это понятие всю свою жизнь: и когда учился летать, и когда стал пилотом, и когда пошел на курсы подготовки пилотов к полетам по приборам, и когда сидел за штурвалом коммерческих самолетов, и когда учился выполнять фигуры высшего пилотажа. Я много летал за полярным кругом на Аляске: над хребтом Брукса и севернее — вдоль побережья от форта Уэйнрайт до Бэрроу, где опытным путем убедился, что безразличные силы природы жестоко наказывают за невнимательность и высокомерие.

Когда я участвовал в соревнованиях Международного клуба высшего пилотажа, то был свидетелем гибели участников состязаний. Тогда я понял, что необходимо одновременно обладать смелостью и смирением, открыть свое сознание навстречу вечно меняющемуся и движущемуся миру, понять, как взаимодействуют все его элементы, чтобы разобраться, что в этом мире происходит.

После авиакатастрофы мой отец получил слишком тяжелые увечья и не смог продолжить карьеру летчика. Он сел за студенческую скамью, потом начал заниматься наукой и стал профессором. Отец работал в Техасском университете, Бэйлорской медицинской школе и, наконец, в медицинской школе Северо-Западного университета. Я рос в лабораториях, наблюдая за его работой, учась и рассматривая человеческие клетки через электронный микроскоп. Кроме того, отец был преподавателем; я старался посещать его занятия и лекции, чтобы научиться говорить с ним на его языке — языке науки. Помню отца, поднимающегося на кафедру и неизменно начинающего лекцию словами: «Коллеги студенты…» Он научил меня смирению, пониманию того, что мы все в этом мире — студенты, и как только человек перестает учиться, он умирает.