История Древней Греции в биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Вильгельм Штоль cтр.№ 91

Получив снова прежнее почетное положение в Фивах. Эпаминонд предпринял в 367 году третий поход в Пелопоннес, чтобы принудить спартанцев и союзников их к принятию условий мира, к которым Пелопид склонил персидского царя. Он заставил Ахаию присоединиться к фиванскому союзу, но фиванцы, недовольные его кроткими, примирительными мерами, отменили их и испортили все начинания Эпаминонда. В это время афиняне находились в союзе со Спартой и в открытой вражде с Фивами. Чтобы лишить их господства на море, которое они снова приобрели в последние годы, Эпаминонд выхлопотал у народа разрешение построить сто судов и корабельную верфь. Когда флот был снаряжен, Эпаминонд новел его на парусах, отбросил афинский флот, который хотел воспрепятствовать выходу его в море, и принудил значительнейшие приморские города — Родос, Хиос и Византию — отложиться от Афин (363). Таков был важный результат его деятельности в короткое время; следствием этого была поздняя так называемая союзная война, в которой Афины снова утратили свое морское владычество.

Четвертый поход свой в Пелопоннес предпринял Эпаминонд весной 362 года, когда ахейцы, элейцы и часть Аркадиев опять вошли в союз со Спартой. После неудачного нападения на Спарту он перенес войну к стенам преданной спартанцам Мантинеи, перед которой с 30000 человек пехоты и 3000 всадниками вступил в сражение с Агесилаем, войско которого состояло из 20000 пехоты и 2000 человек конницы. Поставив свое войско в боевой порядок: фиванцев и аркадцев на левом крыле, аргивян — на правом, а в центре — прочих союзников, — Эпаминонд, чтоб обмануть неприятеля, неожиданно повернул к лежавшим с западной стороны против лагеря неприятельского войска горам Тегейским. Это движение заставило неприятеля предположить, что в этот день он не начнет нападение, и потому спартанцы предались беспечности, Но когда он внезапно повел своих воинов на приступ, спартанцы пришли в крайнее замешательство. Одни поспешили на свои места, другие начинали только строиться; здесь только еще седлали лошадей, там воины надевали на себя латы. Все, казалось, более ожидали поражения, чем надеялись на победу. Эпаминонд повел своих ратников на неприятельскую линию, подобно тому как корабль передней оконечностью своей врезается в бок другого судна. Снова, как при Левктрах, он сосредоточил все свои силы на левом фланге, чтобы прорвать и раздвоить массу неприятеля, между тем как остальные войска его, расположенные кривой линией, стояли вдалеке от врага и от места схватки. Левая сторона главных сил его была прикрыта густой колонной всадников, смешанной с легковооруженной пехотой. Вблизи от левого крыла неприятелей, где стояли афиняне, он занял некоторые высоты, чтобы удерживать их опасением быть атакованными с тыла и не допустить к подаче помощи правому флангу. Эпаминонд направил свое нападение против правого крыла, где стояли спартанцы с союзными аркадцами. Неприятельская фаланга была прорвана, и все войско обратилось в бегство; но победитель Эпаминонд получил копьем в грудь смертельную рану. Агесилай, говорят, приказал своим воинам метить копьями преимущественно в Эпаминонда. Падение его распространило такое смущение между фиванцами, что латники остановились, как пораженные громом, и не преследовали бегущих неприятелей, а всадники, пустившиеся в погоню за ними, обратились назад, испуганные, как будто побежденные. Напротив того, сражавшиеся вблизи их легкие отряды, одержавшие вместе с конницей верх над неприятелем, встретились с левым неприятельским крылом и сильно пострадали при схватке с афинянами. Эпаминонд, еще с признаками жизни, с концом копья в груди, был перенесен в лагерь с поля битвы. Врачи объявили, что он должен умереть, как только вынуто будет железо из груди. Он положил руку на свою рану, пристальным взором следил за сражающимися и спросил о своем щите, который был потерян им в пылу битвы. Когда ему принесли щит и возвестили победу фиванцев, он сказал: «Теперь время умереть!» — вырвал железо из груди и умер, ясный и спокойный, с сознанием, что стремился к великому и великое совершил. Он был предан земле в том месте, где началось сражение; надгробный камень, с изображением его щита и с виотийской надписью, указывал на могилу великого полководца. Спартанцы, мантинейцы и афиняне спорили между собой о чести убиения героя. Спартанцы называли соотечественника своего Антикрата, ранившего, по их мнению, Эпаминонда, — и прославили его с потомством. Мантинейцы приписывали эту честь своему гражданину Махериону, афиняне — Гриллу, сыну историка Ксенофонта. После сражения каждая из сторон присваивала себе победу, но лакедемонцы первые начали просить о поднятии с поля битвы своих падших воинов.

С Эпаминондом легло в могилу и величие фиванской республики. За два года перед тем пал Пелопид. Оба эти мужа прославили свое отечество. Едва только сошли они с великого поприща своего, как Фивы снова низошли на степень второразрядного города, потому что им недоставало людей, которые могли бы вести их далее по пути величия. Когда Эпаминонд во время сражения лежал раненый и ожидал своей последней минуты, он потребовал к себе Даифанта, чтобы передать ему главное начальство над войском. Но Даифант был уже убит. Он потребовал Иолаида — и этот был уже мертв. Тогда Эпаминонд посоветовал фиванцам заключить мир, что было равносильно отступлению от преследуемых им целей и стремлений. Вскоре после сражения воевавшие между собой республики заключили мир. Ни одно из государств: ни Спарта, ни Фивы, ни Афины — не могли уже иметь притязания на гегемонию в Греции. Истощение сил было общее.

Афиняне, со времени освобождения своего Фразивулом, вспоминая о прежнем своем могуществе и величии, ревностно старались подняться из состояния слабости и немощи, в которое впали при неблагоприятных обстоятельствах. В этих видах принимали они участие в Коринфской и Фиванской войнах, и, смотря по тому, чего требовали их выгоды, присоединялись то к той, то к другой стороне. В Коринфской войне дело шло об уничтожении гегемонии спартанцев, которая тяготела еще и над Афинами. Потому-то в этой войне афиняне ополчились против Спарты, и им удалось, благодаря деятельности Конона, снова приобрести влияние и значительное преобладание на море. Но вследствие Анталкидова мира они опять потеряли почти все, что приобрели. Одной только Спарте этот мир придал еще большую силу. Когда вслед за тем вспыхнула война между Фивами и Спартой, Афины стали поддерживать фиванцев, чтобы ослабить перевес, бывший на стороне Спарты. Но когда в сражениях при Наксосе (376) и при Девкаде (375) спартанский флот был истреблен и Афины снова стали во главе морских государств, они стали заботиться о заключении всеобщего мира, чтобы сохранить приобретенное. Когда же фиванцы после битвы при Левктрах начали приобретать отнятую у спартанцев гегемонию, афиняне подняли оружие против фиванцев, в пользу Спарты. В сражении при Мантинее видели мы афинское войско на стороне спартанцев. Когда после этой битвы ни Спарта, ни Фивы не могли заставить признать за собой гегемонию, афиняне, увидев себя без соперников на море, пытались, ограничивая права состоящих с ними в союзе морских республик, усилить свое могущество, но тем самым довели дело до так называемой союзнической войны (357–355), после которой принуждены были признать независимость отпавших от них союзных городов (Хиоса, Родоса, Коса, Византии). В этот длинный период времени знаменитейшими полководцами афинян были Ификрат, Хабрий и Тимофей.