История Древней Греции в биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Вильгельм Штоль cтр.№ 58

Все ремесла и искусства при соревновании талантов энергии возвысились и под руководством такого человека, каков был Фидий, получили широкое, одушевленное развитие, вследствие чего даже такие величественные постройки могли быть исполнены в столь короткое время. И каким облагораживающим образом должны были воздействовать на души всех тех, которые их каждодневно были перед глазами. Афиняне видели в своем городе не тщеславно наряженную женщину, но гордую, празднично убранную царицу.

Чтобы читатель мог еще раз бросить взгляд на всю вообще деятельность всемогущего властителя, мы приводим здесь суждение одного почтенного исследователя древности. Ваксмут в своей эллинской археологии говорит о Перикле следующее: «Какой плод пожали Афины от его деятельности? Какими он сделал афинян? На этот вопрос слышится суровое обвинение, что Перикл для утверждения собственной власти пользовался слабыми сторонами афинян — корыстолюбием и страстью к увеселениям, — через удовлетворение их испортил народ, а потворствовавшими страстям учреждениями извратил государственное правление. Без сомнения, посредством клирухии и платы судьям он сделал много для народа, без сомнения, он украсил Афины пропилеями, Парфеноном и т. д. и введением феорикона дал возможность любящему зрелища и искусства народу безвозмездно наслаждаться драматическими представлениями. Но не был ли он — суровый с вида и строгий на словах, но вознаграждающий за это щедрой расточительностью — угодливый искатель народной любви? Вместо того чтобы сказать: он удовлетворял алчному народу, дабы упрочить свое положение, поставим эти два предложения в обратном порядке, и мы будем гораздо ближе к истине. Именно: он стал во главе государства и старался утвердиться, для себя самого охотно отказываясь от внушений эгоизма и своекорыстия, от удовольствий и роскошной жизни, обрекая всего себя на неутомимую деятельность и самопожертвование государству, способный уничтожить силу клеветы сопровождающей каждого государственного человека; приучил народ без боязни смотреть на работу и трудом усилил и развил в молодом и старом способность владеть оружием и действовать на флоте, не дозволял ослабляющих удовольствий, побуждал от одного дела переходить немедленно к другому, счастье и горе отдельных личностей подчинял требованиям общества и доставил своим гражданам достойное удивления первенство на островах и берегах. Были ли вышеупомянутые подаяния слишком большой платой за такие дела афинян, за пролитие крови и пожертвование жизнью? Одно ли и то же — давать храброму, неутомимому воинству отдых и наслаждение после миновавшего беспокойства и убаюкивать чернь и приятной неге чревоугодия и сладострастия? Там пробуждается сила, здесь ослабляется; сравнительно с прежним временем, при Перикле страсть к удовольствиям увеличилась; вместо незначительного дохода и незначительного расхода появились богатые приобретения и соответственные расходы. Теперь спрашивается, не совершенно ли государство, в котором все силы возбуждены и борются с природой самым разнообразным образом, подчиняя ее требованиям жизни государственной, чем то, в котором простота потребностей находится в соответствии с застоем силы? Но как долго, спрашивается, наконец, может продолжаться такое напряжение сил? Чего мог ожидать Перикл от будущего, кто мог после него с одинаковой способностью пользоваться столь богатыми средствами? К сожалению, история доказала, что после смерти Перикла его государственные учреждения не выдержали пробы, и неоспоримо, что он, подобно многим великим правителям, устраивал государство сообразно своим собственным силам; если эти силы могли обнимать и направлять все государство, зато без их участия оно тем скорее могло остановиться в своем ходе и сбиться с прямого пути, что новые учреждения заставили его оставить старую колею и уничтожили многие сдержки против дурных страстей, заменявшиеся только временно живым, бдительным наблюдением великой личности Перикла. Притом же искусственное здание государства было основано на внешней силе, и — кто решится не признать этого — на насилии, а основанное насилием легко падает перед другим насилием».

В течение продолжительного мирного времени до начала Пелопоннесской войны Афины только раз принуждены были взяться за оружие, именно прошв своих собственных союзников. Из этих последних некоторые большие острова, как-то: Лесбос, Хиос и Самос — сохранили еще некоторую независимость. Так, Самос имел собственный флот и сохранял внутри аристократическое правление, и афиняне не вмешивались в его дела. Стремление к увеличению своей власти вовлекло самосцев в войну с Милетом за соседственный обоим город Приену. Милетцы обратились за помощью к Афинам и достигли того, что решение распри предоставлено было их третейскому суду. Но самосцы не хотели согласиться на это. Поэтому Перикл тотчас выступил в море с 40 кораблями, овладел без большого сопротивления городом Самос и отнял правление у аристократии, чтобы передать его в руки демократии. В качестве заложников он взял из аристократов 50 мужей и столько же мальчиков и привез их для сохранения в Лемнос. Но как только удалился Перикл, аристократы снова возмутились; они освободили своих заложников при помощи перса Писсуена, наместника Сард, покорили ночью оставленный на острове аттический гарнизон и, поддерживаемые Писсуеном и Византийцами, открыто отложились от Афин.

Этим восстанием самосцев Афины были встревожены относительно своей безопасности; оно было началом союзнической войны; если бы она получила большое распространение и враги Афин — персы и спартанцы — стали бы поддерживать ее, то она могла бы угрожать опасностью аттической морской гегемонии. Потому Перикл немедленно и с величайшей решимостью выступил против возмущения. В 440 году он поплыл на парусах против Самоса с 60 кораблями* и, послав 16 кораблей частью в Карию для наблюдения за финикийскими кораблями, которых ожидали самосцы, частью в Лесбос и Хиос, чтобы найти там помощь, он с остальными дал сражение 70 судам самосским и победил их. Когда после этого он получил подкрепление в 60 кораблей, то разбил самосцев на суше и обложил их город с суши и с моря.

*Одним из спутников Перикла был поэт Софокл, которого афиняне удостоили этой чести за поставленную им в предыдущем году трагедию «Антигона».

Между тем пришло известие о приближении финикийского флота; в то время как Перикл отправился навстречу ему с 60 кораблями к карийским берегам, самосцы напали на остававшуюся при городе афинскую эскадру, не приготовившуюся к борьбе, разбили сторожевые суда, победили в морском сражении и в продолжение 14 дней были повелителями моря, так что могли вполне запастись оружием и съестными припасами. Когда возвратился Перикл, он победил самосцев и снова запер их в городе. Вскоре прибыло еще значительное подкрепление афинского флота. Самосцы попытались еще раз вступить в небольшое морское сражение, но так как не могли устоять, то должны были после девятимесячной войны покориться. Они должны были разрушить свои стены, представить заложников, выдать свои корабли и заплатить афинянам в определенные сроки, понесенные ими издержки. Византийцы также снова подчинились афинянам, и опасность для Афин миновала. Их могущество с течением времени только еще более увеличилось. По своем возвращении Перикл устроил торжественное погребение падшим на войне; и речь, которую он по обычаю произнес при гробах их, вызвала всеобщее сочувствие. Когда он сходил с ораторской кафедры, женщины жали ему руку и увенчали его, подобно победителю на играх, венками и лентами.