Возвышение Рима. Создание великой империи - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Эверит cтр.№ 65

Соперничество велось главным образом из-за того, кто должен управлять Сицилией. Теперь этот вопрос снят, поскольку остров стал первой провинцией Рима. Первоначально слово «провинция» (provincia) обозначало сферу деятельности некоего выборного должностного лица (например, во время военной кампании по отражению какого-то врага), но с этого времени это слово принимает привычное нам значение и обозначает территорию за пределами Италии, находящуюся под непосредственным управлением Рима. Это стало новым явлением, поскольку в Италии Римская республика обычно навязывала свою волю путем заключения соглашения или в результате присоединения. Римляне предпочитали оставлять на присоединенной территории местную власть. Однако Сицилия оказалась слишком большой и находилась довольно далеко, поэтому римляне в целях безопасности не решились оставить там прежнюю систему управления. Туда стали назначать губернатора, по-видимому, из бывших преторов.

Потеря Сицилии для Карфагена стала серьезной неудачей, но этот удар не был смертельным. На самом деле Карфаген, по-видимому, уже планировал расширить свои владения за счет других территорий. Некоторое время он воевал сразу на двух фронтах, боролся с местными племенами ради захвата земель в Африке и отражал нападения римлян.

Рим показал, что наряду со стойкостью он имел еще и агрессивные намерения и уже начинал задумываться об имперском статусе. В отличие от римлян, их противники, карфагеняне, имели все средства для ведения войны, однако они не стремились любой ценой добиться победы и не приблизились к ее достижению. Они не хотели войны, они не выбирали войну, и как только война прекратилась, они снова принялись за свои мирные дела по накоплению богатства.

И, несмотря на поражение, именно мир позволил им заниматься этим. Карфаген остался крупной торговой державой и все еще господствовал на торговых путях Западного Средиземноморья. Путешествия Ганнона и Гимилькона давно указали путь к процветающему будущему в дальних уголках мира, где не было агрессивных вторжений новых «друзей и союзников».

К царскому двору прибыл пожилой полководец. Он уже не командовал армией, превратившись в одинокого странствующего изгнанника. Он надеялся стать военным советником Антиоха Великого — повелителя многих азиатских земель, которые за сто лет до этого завоевал Александр Великий. Царь замышлял войну с досаждавшей его новой средиземноморской державой — Римом — и усомнился в искренности своего гостя.

В ответ, желая доказать свою честность, старец рассказал историю: «В то время как мой отец собирался перейти с войском в Иберию, мне было девять лет, и когда отец приносил жертву Баалу-Хаммону, я стоял у жертвенника. Когда жертва дала благоприятные знамения, богам сделаны были возлияния и исполнены установленные действия, отец велел остальным присутствовавшим при жертвоприношении удалиться на небольшое расстояние, а меня подозвал к себе и ласково спросил, желаю ли я идти в поход вместе с ним. Я охотно изъявил согласие и по-детски просил его об этом. Тогда отец взял меня за правую руку, подвел к жертвеннику, приказал коснуться жертвы и поклясться, что я никогда не буду другом римлян».

Царь отбросил сомнения и взял этого старца к себе на службу.

Эта клятва стала для маленького мальчика определяющим моментом нравственного очищения. Она навсегда сохранилась в его памяти и направляла его действия в течение всей жизни. Мальчик этот — Ганнибал Карфагенский — гениальный полководец и самый опасный враг Римской республики за всю ее историю.

Когда этот полководец со своей великой армией расположился лагерем у стен Рима, это событие запомнилось, как чудовищный незабываемый кошмар. Впоследствии, если римские дети не слушались, родители успокаивали их, пугая самой страшной угрозой: «Ганнибал у ворот» (Hannibal ad portas).

Отцом Ганнибала был энергичный Гамилькар Барка — командующий карфагенскими войсками на Сицилии в течение последних лет Первой Пунической войны. Он прибыл на остров в 247 году, и именно в этот год у него родился сын. Прозвище «Барка» не связано с какими-то чертами рода или семьи. Оно означает «молния» или «удар меча» (оно образовано от еврейского barak) и отражает такие качества, как энергичность и стремительность.

Видимо эти качества Гамилькар проявлял как в своей личной, так и в общественной жизни. Уже будучи отцом трех сыновей и, по крайней мере, одной дочери, он воспылал страстью к одному привлекательному молодому аристократу Гасдрубалу (получившему прозвище «Красивый»). Поскольку Гамилькар был ведущим политиком и военачальником, то это обстоятельство стало источником разных сплетен (а может быть, его соперники просто выдумали эту историю). Власти, озабоченные защитой нравственности, запретили этим двум людям встречаться друг с другом. Нисколько не смущаясь, Гамилькар женился на дочери своего возлюбленного, и теперь никто не мог препятствовать тому, чтобы тесть встречался со своим зятем.

Договорившись о мире, после которого война на Сицилии прекратилась, Гамилькар сразу же вернулся в Карфаген, переложив на других решение неблагодарной задачи по возвращению на родину многонациональной карфагенской наемной армии. Будучи искусным тактиком, он стремился как можно дальше самоустраниться от позорной капитуляции перед Римом и не участвовать в решении вопроса, как несостоятельное государство сможет выкупить своих пленных воинов. Гамилькару также пришлось отвечать на обвинения своих политических противников, которые ставили ему в вину бездарное руководство.

Возвращение двадцати тысяч наемников стало поистине катастрофической ошибкой, которая едва не привела к полному разрушению Карфагена. Эти люди не являлись карфагенскими гражданами, поэтому они сохраняли верность только себе, а не своим работодателям. Власти, испытывавшие недостаток в средствах, заплатили им только малую часть из обещанных денег, поэтому бывшие воины сразу же подняли мятеж. Карфаген оказался в смертельной опасности, потому что именно эти люди и составляли армию государства, и не было никаких других воинов, которые могли бы подавить их. Карфагенянам пришлось в срочном порядке предоставить им гражданство и при небольшом количестве денег в казне принять на службу новых наемников.

Сначала назначили бездарного командующего, и военные действия велись крайне неудачно. Затем Гамилькару дали небольшой отряд, чтобы проверить, как он будет отражать нападение повстанцев. Обе стороны прибегали к страшной жестокости. Гамилькар заманил наемную армию в ловушку и, в конце концов, подавил мятеж. Горе тому, кто попадал в его руки, его сразу же подвергали мучительной смерти. Одному из руководителей мятежников, африканцу по имени Матон, устроили нечто вроде триумфальной процессии. Его провели по улицам Карфагена. Те, кто вели его, пишет Полибий, «подвергали его всевозможным истязаниям». Как это могло происходить, описано Флобером в его романе «Саламбо»: «Кто-то из детей разорвал ему ухо; девушка, прятавшая под рукавом острие веретена, рассекла ему щеку; у него вырывали клочья волос, куски тела; другие палками или губкой, пропитанной нечистотами, мазали ему лицо. Из шеи с правой стороны хлынула кровь; толпа пришла в неистовство. Этот последний из варваров был для карфагенян олицетворением всех варваров, всего войска; они мстили ему за все свои бедствия, за свой ужас, за свой позор».