Война детей - читать онлайн книгу. Автор: Илья Штемлер cтр.№ 17

Черная стеклянная табличка «Директор» блестела, словно ее только протерли. И чуть ниже была прикноплена другая: «Начальник госпиталя». Это было написано тушью на листке. Можно подумать, что наш директор Михаил Семенович еще сидит в своем кабинете.

Пониже таблички «Учительская» висел листочек «Перевязочная». Оказывается, начальник госпиталя специально приказал сохранять в порядке старые надписи. Это был настоящий начальник госпиталя.

Когда мы подошли к физкультурному залу, раздались аплодисменты. Ясно, что встречают нас. Будто мы были настоящие артисты, а не так, школьная самодеятельность. Все ребята немного растерялись, даже товарищ Алик. Он то и дело оправлял рубашку и строго, деловито хмурил лицо. Раненых было очень много, а оттого что некоторые взобрались на шведскую лестницу, казалось, что раненых еще больше – даже «амфитеатр» переполнен.

После приветствия дежурного врача выступил товарищ Алик. Он сообщил, что уполномочен поздравить раненых воинов от лица нашей школы с… А с чем поздравить, так и не мог сообразить.

– С четырнадцатым январем! – выкрикнул какой-то раненый с забинтованной рукой.

Все рассмеялись. Алик еще больше растерялся.

– Мы начинаем наш концерт! – выкрикнул он.

– Начинай-начинай, – весело разрешил зал.

– Сцена из комедии бессмертного Гоголя… Бессмертной комедии писателя Гоголя «Ревизор», – объявил Алик. – Роли исполняют: Хлестаков, чиновник, – Борис Сухаренко. Анна Андреевна, жена Городничего, – Ваня Татевосов.

Зал загоготал.

– Хочу пояснить, – расхрабрился товарищ Алик. – Мы ведь мужская школа. Девочек у нас нет. Ничего не поделаешь…

Если бы они знали, сколько пришлось уговаривать Ваню согласиться на роль жены Городничего! На свое несчастье, Ваня был очень похож лицом на девчонку. А если надеть платок, то и не отличишь совсем.

И вот из коридора, где артисты переодевались, выходит Хлестаков: с усами, наведенными чернильным карандашом, в фетровой шляпе. Из кармана свисает цепочка от настенных ходиков, изображающая брелок.

Следом появляется Aнна Андреевна. В широкой юбке, с огромной подложенной грудью и в чепчике, Ваня был похож на старуху Марьям, которая спекулировала хаши. К тому же ему натерли марганцовкой щеки и губы.

Несколько секунд потрясенный зал молчал. Но в следующее мгновение грохнул такой хохот, что было слышно, вероятно, на бульваре.

Вместе со всеми хохотали Хлестаков и сама жена Городничего. Наши ребята тоже легли. Только товарищ Алик, чуть не плача, требовал начинать. Но стоило Хлестакову раскрыть рот, как зал захлебывался в новом приступе смеха.

– Ах! – выдавила сквозь смех мадам Сквозник-Дмухановская.

– Отчего вы так испугались, сударыня? – пытается войти в роль Борис.

– Нет, я не ис-ис-испугался, – захлебывается Ваня.

– Испугалась, – поправляет Хлестаков и достает брелок, еле справляясь с дыханием. – Помилуйте, сударыня… – но тут оба не выдерживают и откровенно хохочут, сопровождаемые всем залом.

– Ах, идиот я, идиот. Надо было их в конце выпустить, – горевал единственный серьезный человек – товарищ Алик. Он взял за шиворот Бориса и Ваню и вывел их в коридор.

А зал бушевал:

– Давай Гоголя! Давай «Ревизора»!

Алик поднял руку:

– Потом. В конце… Сейчас Леня Козаков споет песню «Бескозырка».

Вышел Леня. Маленький такой – он был меньше всех в классе. На голове у него была бескозырка. Он ее то и дело поправлял:

бескозырка садилась ему на уши.

Ждать, пока зал успокоится, было бессмысленно. И Леня запел. Начала первого куплета было вовсе не слышно. Но вот зал стал стихать. И затих.

Леня пел сильно, размахивая в такт рукой с зажатой в ней бескозыркой. Глаза его пылали неукротимо. Голос звенел. Казалось, нет никакого зала, а Леня один на берегу моря. И что он сам воевал, и был ранен, и знает, что такое «носить чуть-чуть набекрень».

Это исполнение даже меня захватило, хотя я должен был выступать следом за ним и от волнения почти не чувствовал, что происходит. Это было настоящее искусство. Странно, прошло столько лет, а я нет-нет да и вспоминаю маленького Леню Козакова. И зал. И госпиталь в нашей бывшей школе. Может быть, еще оттого, что Леня Козаков нелепо умер, уже будучи взрослым.

И, кстати, он стал военным моряком…

Леня пел, а я слушал и рассматривал своих будущих зрителей. Лысые. Бородатые. Усатые. Безрукие. Безногие. Один даже с завязанными глазами. Он сидел у самого рояля и повернул лицо в сторону, откуда доносилось Ленино пение.

И вдруг в самой глубине зала я увидел дядю Сашу. Того самого военного, с крестом за Гражданскую войну в Испании! Конечно, это он. Только сейчас он был одет в рыжий халат, как все раненые. Ну и новость! Значит, он вернулся на фронт, а после ранения его привезли в этот госпиталь.

Почему же он не сообщил Розе? Наверно, не хотел огорчать. Наверно, у него тяжелое ранение, и ему не хотелось ее огорчать. Но он просто не знает нашу Розу. То-то он сидит такой грустный.

Ничего, я ему помогу.

В это время я услышал свою фамилию, и кто-то из ребят толкнул меня в спину. Все захлопали. Я подошел к роялю.

– Товарищи раненые! – сам того не ожидая, вдруг произнес я. – Я, конечно, буду играть для всех. Музыку композитора Клименти «Сонатина». А также песню «Землянка»… Но я хочу посвятить отдельно эту музыку специально герою войны в Испании и нашей Отечественной войны. Хорошо?

– Идет! Согласны! – закричали в зале. – Петя! Тебе посвящают… И тут поднялся раненый с завязанными глазами и положил руку на сердце в знак признательности.

Я смутился. Я не ожидал, что есть еще один герой Испании.

– Я, правда, не знал, что у вас есть еще один герой из Испании, – пробормотал я, – но это не имеет значения, – и направился к роялю.

– Как еще один? Один и есть! – зашумели в зале. – Ты что-то путаешь, малыш.

– Ничего не путаю. А дядя Саша?

– Какой еще Саша? – заинтересовались в зале. – Покажи! Ох, эти скромняги…

Я показал рукой в глубину зала. Все недоуменно принялись оглядывать друг друга.

– Да этот вот, – подсказал я.

– Кто? Саша? Братцы, Сашка – герой Испании!

Я не мог понять, что тут смешного. И даже обиделся.

Поднялся шум, хохот. Правда, не такой, как при появлении Хлестакова и мадам Дмухановской, но тоже довольно веселый.

К дяде Саше потянулись со всех сторон. Его хлопали по спине, гладили, как маленького, по голове:

– Герой Испании! Саша, где эта Испания?

– Под юбкой его Испания…

– Молодец твой отец!

Неужели они действительно ничего не знают? И шутят над ним. У нас в классе был такой мальчик. Над ним обычно потешались, устраивали разные истории. Почему именно над ним, никто толком и не знал. Впрочем, он был толстяк, а во время войны среди мальчишек подобное считалось особенно дурным тоном. Но не это главное. Всегда и везде есть свои невольные шуты. Почему? Возможно, люди боятся насмешек над собой, поэтому спешат отвести удар на своего ближнего. Шутом становится тот, кто менее расторопен. Вот и дядя Саша, наверное, так.