Саша замотал головой, и папа успокоился, хотя так и не выяснил, в чем состоит секрет Саши. Первым это узнали Вика и Катя. Вскоре они обнаружили, что Саша во дворе качается в гамаке и вертит на запястье какую-то блестящую штуку. Спрятать ее от сестер Саша не успел. Это оказался мужской браслет из десятка плоских металлических пластин, просверленных во многих местах и сложно переплетенных кожаными шнурками.
– Это не только браслет! Им и драться можно! Вот так вот на руку надеваешь! Эти штучки-черепа – они чтобы стукать! Я это первый открыл! – радостно объяснил Саша.
– Я думаю, первым это открыл тот, кто этот браслет сделал! – хмыкнула Катя. – Где ты его взял?
Саша зашмыгал носом и неопределенно посмотрел в небо. Никто другой, кроме Кати, не сумел бы разоблачить его только по этому шмыганью и задиранию головы. Однако Катя была величайшим специалистом по выведению братьев на чистую воду.
– Ага! Значит, ты его на чердаке нашел! Когда через черепицу провалился! И никому не сказал! – мгновенно вычислила Катя.
– Почемушто это древний браслет пещерных людей, – быстро сказал Саша.
– Не такой уж дом старый, чтобы на чердаке у него древние люди браслеты забывали!
– У мамы спроси! Городу сколько лет? Два-пять-ноль-ноль-ноль! – закричал Саша.
Катя попыталась спорить, но спорить с Сашей было бесполезно: он рано усвоил, что самый надежный способ победить в споре – это громко и бесконечно повторять свою версию, зажав уши руками и закрыв глаза. Причем и уши зажимать, и глаза закрывать надо очень плотно, чтобы собеседник видел, что ты тайком не подслушиваешь, и не пытался бы до тебя докричаться.
Вот и сейчас Катя давно махнула рукой и ушла, а Саша все спорил сам с собой, зажав уши и все время прибавляя к возрасту города лишние нули. Вскоре город уже стал древнее Вавилона и, возможно, возник даже прежде, чем Крым миллиард лет назад выступил из моря. И уж конечно, это доказывало имущественные права Саши на браслет, который тоже выступил из моря одновременно с Крымом.
Закрытые глаза не позволили Саше увидеть, что кто-то с пристальным вниманием смотрит на него снаружи, раздвинув листья винограда.
* * *
В тот же день Рита случайно уснула после обеда. В том, что ребенок в ее возрасте спит днем, еще нет криминала, как выразился бы капитан Матушкин, но если ребенок ухитрился еще заснуть после завтрака, потом проснулся перед обедом и после обеда опять уснул, то можно не сомневаться, что вечером он проснется в ужасном настроении. Так и произошло. Рита пробудилась в пять вечера, села в кровати и сразу начала хмуриться. Одна треть ее мозга проснулась, вторая треть еще спала, а третья треть уже искала повод для скандала. Потому что если ты спал днем два раза и скоро уже вечер, когда нужно будет ложиться в третий раз, тут без скандала себя уже не утомить.
Никого не обнаружив в комнате, Рита проследовала на кухню, где была уже вся семья. Любимые ее родственники по лицу Риты сразу определили, что она в кошмарном настроении. В зубах Рита держала шнурок, которым завязывалось горло ночной рубашки. И пока она его держала, рот ее не открывался, и это было уже неплохо.
Все знали, что единственный способ не поссориться сейчас с Ритой – это в ближайшие пятнадцать минут изо всех сил делать вид, что никакой Риты здесь нет. Не говорить с ней, не смотреть на нее и ни в коем случае не произносить имя «Рита». А если уж надо что-то о ней сказать, лучше всего называть Риту «какая-то девочка». Рита будет чувствовать, что речь идет о ней, но придраться не сможет.
Откровенно говоря, Рита была не сахар. На правах младшего ребенка она вечно всеми командовала. Повторяла много раз «Купи! Купи! Купи!», и мама, давая слабину, покупала ей все что угодно. А папа, которому это не нравилось, всегда говорил: «Рита, ты тут не командир!» Поэтому Рита обычно донимала маму, когда папы не было рядом.
Сейчас Рита поймала одну из собачек Вики и, продолжая держать во рту шнурок, строго сказала ей:
– Ты тут не командил!
Собачка лизнула ее в нос и убежала. Вытеревшись рукавом, Рита подошла к столу и застыла, скрестив руки на груди. Те Гавриловы, что поумнее, спокойно пили чай, а те Гавриловы, которые прочие, искали повода поиграть с огнем.
– Какую-то девочку засунули в пылесос! – брякнул Саша, злодейски поглядывая на Риту.
– Молчи! – толкнула его ногой Алёна.
– Какая-то девочка сидит в пылесосе, и зовут ее Ру… Ры… Ри…
Рот у Риты начал опасно открываться, а глаза не менее опасно уменьшаться.
– Тебе русским голосом говорят: цыц! – Алёна лягнула по табуретке снизу так, что Саша подпрыгнул.
– Не голосом, а языком! – поправил он.
– Голосом! С тобой языком говорить нельзя! Ты языка не понимаешь!
– А чего тут такого? Я же не говорю, что это она! Я сказал «Ри»! – возмутился Саша.
– И она совсем ку-ку, эта Рита! – бестактно добавил Костя, которому не хватало гибкости ума брата.
Запретное имя было произнесено. Рита разжала зубы и выпустила шнурок. Катя быстро схватила чашку с чаем и, затыкая себе ухо, которое было обращено к Рите, выскочила на улицу. Однако, к удивлению Кати, никаких воплей ей вслед не понеслось. Вместо этого Рита кинулась в дальнюю комнату. Слышно было, как щелкнул шпингалет. Затем раздался топот маленьких ножек и щелкнул другой. Щеколды были привинчены к наружной части двери, более легкие шпингалеты – к внутренней.
– Обе двери закрыла! Никаких лазеек! Моя школа! – Петя приложил к двери ухо и убедился, что Рита стоит где-то поблизости и слушает. Потом она издала одиночный короткий вопль и опять прислушалась.
Петя прекрасно понимал, в чем тут дело. Перед Ритой стояла серьезная проблема. Как известно, для скандала нужна публика. Скандалить в закрытой комнате неинтересно. Но если ты откроешь дверь, тогда это снизит глубину обиды – ведь сидеть в закрытой на все шпингалеты комнате намного интереснее. Тебе стучат – ты не открываешь. Тебя умоляют – ты остаешься непреклонен. Тебя уговаривают – ты лежишь на полу и колотишь по полу страдающими пятками.
Катя вернулась за стол.
– Давайте не обращать на нее внимания! – предложила она, окуная печенье в чай.
Как оказалось, в запертой комнате тоже рассмотрели такой вариант. Шпингалет вновь щелкнул. Дверь приоткрылась.
– Я абыдыляс! – крикнула Рита, высовываясь и сразу скрываясь за дверью.
– Это очень хорошо, что она в комнате сидит! – сказала Катя. – В комнате она быстрее успокоится. Дайте-ка мне половинку вот той вот булочки!
Гавриловы сидели и преспокойно пили чай. Каждые две минуты Рита открывала двери, заглядывала на кухню, вопила: «Я абыдыляс!», после чего хлопала дверью и опять торопливо закрывалась.