Ночная книга (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Милорад Павич cтр.№ 63

– Жарко, – сказал он и снял кепку.

– Да, – сказал другой и скрестил длинные ноги.

С этими словами высокий мужчина достал часы из кармашка жилета, одетого под пиджак, несмотря на жару. Часы были раскаленными, но шли. Он посмотрел, который час, защелкнул крышку и вернул их в карман. Другой мужчина повернул голову и посмотрел на большие, в черном корпусе станционные часы, которые неутомимо тикали, перемалывая мгновения, словно зерна. Сквозь застоявшееся затхлое время прорывался хор сверчков.

– Его нет.

– Да, пока нет.

После этих слов низенький мужчина вытащил из кармана фляжку с водой и сделал глоток. Другой посмотрел на пыльные станционные цветы, висевшие в кашпо.

– Я думаю, вот-вот будет, – сказал он.

– Да.

Из пространства над извилистым железнодорожным путем послышался далекий гудок. Когда поезд прибыл, тот, что был в кепке, вошел в полупустой вагон третьего класса, а тот, который выше ростом и с крахмальным воротничком, в пустой вагон второго класса. Так оба они уехали в Кладно.

– И?

– Это всё.

– Издеваешься?

– Вовсе нет. Это правда. Один из них был Франц Кафка (1883–1924), автор «Процесса», а второй, тоже из Праги, Ярослав Гашек (1883–1923), создатель бравого солдата Швейка.

С. К. Хил – псевдоним писателя, который жил в Сарагосе и писал рассказы, эссе и воспоминания. Его в конце XX и начале XXI века печатали мадридские издательства «Анаграмма», «Эспаса-Кальпе» и «Акал литерариа». Он не придавал особого значения своим книгам («Безбрежное лето» и «Потерянный взгляд») или эссе, среди которых есть и одно о Гойе. Гораздо больше значили для него его суки породы русская борзая, он самолично помогал им щениться. А в беседе с корреспондентом мадридской «Эль мундо» он сказал, что его любимое занятие – компьютерная графика.

Однажды Франсиско Гойя, известный придворный художник, дольше, чем обычно, задержался в своей мастерской и задремал. Во сне он погрузил бобровую кисточку в желтую краску, лежавшую на палитре из севильского стекла, как вдруг увидел какое-то странное существо, которое свалило подрамник с натянутым на него холстом, оказалось рядом с художником и принялось его душить. Картина была «Тавромахия», заснул он в Бордо, а во сне дело происходило в Сарагосе.

– Кто ты? – У Гойи хватило сил только на этот короткий вопрос, потому что к языку его, казалось, была привязана живая ворона. – Кто ты? Кто ты? – умоляюще повторял художник, едва ворочая языком, потому что ворона начала хлопать крыльями.

Тут чудовище из сна перестало душить его и сказало:

– Я твоя душа. Неужели ты не узнал меня?

В ужасе, что его опять будут душить, Гойя двинул чудовищу в ухо и попытался очнуться от сна, но ему пришлось там еще ненадолго задержаться, потому что началось нечто странное и он, как художник, должен был непременно это видеть. Дело в том, что Гойя и во сне оставался художником, он смотрел как художник, хотя во сне жмурился и оттого почти ничего не видел. Итак, когда он отразил нападение этой нечисти, которая (обманывая?) представилась его душой, она повернулась, чтобы убраться восвояси, и тут Гойя увидел нечто важное. Он увидел на ее рукаве (видимо, это был рукав?) пятно краски. Желтой краски. Его душа испачкалась желтой краской, когда свалила на пол картину и палитру…

Очнувшись, Гойя обнаружил, что за окном раннее утро и что находится он в Бордо, а не в Сарагосе. Он подумал: «Теперь надо быть осторожным с теми, у кого на рукаве пятно желтого цвета. Возможно, это действительно мои души!.. Мои души? – спросил он затем самого себя, отчасти еще пребывая под бархатным ночным колпаком сна. – Что же, выходит, у меня, как у евреев, три души? Ладно, посмотрим. С этими душами ни в чем и никогда нельзя быть до конца уверенным».

Как-то вечером Франсиско Гойя оказался у реки.

Стоял июль, по вечерам в Бордо, возле реки, было приятнее и легче дышать, и Гойя обычно выходил прогуляться вдоль берега. Новая роща, которая недавно там поднялась, была моложе его. Правда, имелось тут одно малоприятное место, где рыбные торговцы с ближайшего рынка выбрасывали протухшую рыбу и внутренности очищенных и проданных рыб. Поэтому Гойя старался обходить его стороной. Но в тот день он подошел к горе смердящих отбросов. И через смрад увидел нечто такое, отчего окаменел. Он увидел желтый цвет. Мало того, это была желтая краска на чьем-то рукаве и этот кто-то находился в эпицентре смрада и шел через него, словно только там и был проход.

– Неужели это моя душа прогуливается сквозь смрад, словно сквозь строй почетного караула? – удивился он, затыкая нос.

Франсиско Гойя забыл про этот случай. Но однажды утром произошло нечто напомнившее ему о нем. Хозяйка его мастерской приготовила на завтрак капусту с бараниной. Как и обычно, капуста была приправлена перцем. Сев за стол, Гойя увидел в тарелке что-то желтоватое. Но так как еда была сильно перченной, художник не обратил внимания на это «что-то» и отправил его в рот. В тот же миг он через огнедышащий перец почувствовал, что это «что-то» совсем несъедобно. Сунул в рот два пальца и вытащил кусок рукава. С желтым пятном.

«Неужели я чуть не съел собственную душу?» – подумал он, и у него пропал всякий аппетит.

Теперь уж он точно будет начеку. Но предугадать, когда произойдет новая встреча с душой, было трудно. И какой она окажется. Тем не менее в один облачный день Франсиско Гойя сделал вывод, что встреча снова состоялась, когда он меньше всего ее ждал. В главном парке города в тот день раздавался ужасающий визг, и Гойя заткнул уши, но не закрыл глаза. Неподалеку кастрировали хряка, и тот молил о пощаде так отчаянно и громко, что звенело в ушах. И вот Гойя увидел это совсем ясно: мимо прошел кто-то с небольшим желтым пятном на рукаве. С незаткнутыми ушами. Словно визг расчищал перед ним дорогу. Гойя, как и другие прохожие, свернул в сторону, но успел понять, что произошло. Его душа снова дала о себе знать.

Почему?

Оставалось по-прежнему писать картины и ждать, что будет дальше.

Франсиско Гойе показалось, что через него пролетела стая птиц. Он вздрогнул и вздохнул по Испании так глубоко, что в этом вздохе можно было утонуть. Подошел к продавцам каштанов и купил немного раскаленных, как горячие угли, плодов. Хотел очистить, но не смог – так они обжигали. Тут какой-то испачканный желтой краской рукав протиснулся сзади ему под мышку, очистил один, за ним второй, а потом и оставшиеся каштаны, не обжегшись и не испачкавшись в золе. Когда Гойя обернулся, за спиной у него никого не было. И он понял: «Моя душа, несомненно, может пройти сквозь смрад, сквозь визг, сквозь огонь, сквозь остроту перца и с ней сквозь мое тело, она может воспользоваться любым предметом, чтобы явиться предо мной. Они не препятствуют ей, наоборот, – предоставляют такую возможность. Но что с глазами? Со зрением? Я ведь художник!»