“В России этот вальс всегда очень любили, – цитирую рецензию советского музыковеда. – Долгое время он даже считался старинным русским вальсом и под такой рубрикацией публиковался в нотных изданиях и сборниках”. Первый перевод на русский язык, вполне в салонных традициях, выполнил в 1887 году Семен Уколов:
Тих и красив дорогой наш Дунай,
Где он течет, там страна – чистый рай.
Там у людей взор нежней, жарче кровь,
Там все мои мечты и любовь.
Волны Дуная, тихо сверкая,
С края до края гонят ладьи.
Чувство не скрою, и за волною
Летят с мечтою мысли мои.
Рифмы “Дунай – рай” и “кровь – любовь” подразумевают трагический финал. На берегах реки, “где я так счастлив был”, лирический герой находит лишь эхо прежних страстей: “Но все, увы, прошло как дым!” Полковых дам – что в Галаце, что, предположим, в Сызрани – этот вальс для пения разил наповал: “Горе одно мне суждено… / Прощай, прощай, радость моя!” Десятилетия спустя советский поэт Самуил Болотин отказался от образа Дуная как любовной кулисы. В его интерпретации река предстает чудом природы, “текущим сквозь века” потоком – с “серебристой тропкой луны”, “золотым костром звезд”, “отражениями сказочных гор”, “игрой драгоценных камней на бархатном дне”. Система понятий здесь – не горькие мужские чувства (они неведомы в Стране Советов), но абстрактный “вольный простор”, “великаны-корабли”, “дальний мирный край”, до которого в конце концов дотянется река:
Дунай голубой – чудо-река,
В воды твои смотрят века.
Нет на земле – так ты и знай! –
Краше тебя, Дунай!
С вершин снеговых
Альп и Карпат
В лоно твое реки спешат.
Влиться стремясь в воды твои,
Звонко журчат ручьи.
В последнем куплете Болотин накрывает реку вместе с ее плакучими ивами тихой ночью, заставляет Дунай смирить силы: “и звезда улыбнулась звезде”… По меркам песенной лирики текст довольно изысканный.
В конце 1970-х годов в серии “Русские песни” в Париже вышла грампластинка Жана Татляна с очередной версией “Дунайских волн”. Татлян, выходец из семьи греческих армян, эстрадный артист жгучего южного шарма, получил в СССР известность в качестве исполнителя элегических композиций, частью написанных по канонам ресторанного шансона. Советская власть не простила ему эмиграции: записи старых выступлений Татляна уничтожили, а приезжать с новыми песнями в Москву или Ереван не приглашали. У той версии вальса, которую выбрал Татлян, нелады с географией: к сюжету приплетен “неведомый гул голосов из таинственной тьмы черногорских лесов”. Дунай назван рекой “славянской судьбы”, а от романтики Болотина не осталось и тени:
Долго плутает по свету Дунай,
Ищет дорогу в потерянный рай.
И, камышами в затонах шурша,
Стонет его душа.
....................................
Горы закрыли дорогу ему,
Горло сдавили и гонят во тьму.
Молнии гаснут и просятся в плен
Каменных серых стен.
Рвется Дунай из Железных Ворот,
Волны он в Черное море несет.
Гневным кипящим котлом через край
Тихо ревет Дунай.
Дунай у Татляна теоретически способен расколдовать царство погруженных в вечное забытье городов и “разорвать тишину”, но такого преображения – до самых финальных аккордов – все-таки не происходит. Певец, кстати, отказывает дунайским водам в праве быть голубыми.
Перед поэтом-песенником Евгением Долматовским, включившим сочинение Ивановича в репертуар Леонида Утёсова, коммунистическая идеология поставила совершенно конкретную задачу: превратить лирический вальс в военную балладу, что и было сделано. На берегах Дуная Утёсов увидел “отважных советских ребят, / Славных друзей и хороших солдат”:
Девушки нежно смотрели им вслед,
Шли они дальше дорогой побед,
И отражением волжской волны
Были глаза полны.
Долматовский осмысливает Дунай как исконно русскую реку, ставит через запятую с Волгой, при этом Дунай еще и остается перед русскими в долгу, поскольку “в жарких боях, защитив этот край, / Мы свободу твою отстояли, Дунай!”. Эта версия вальса для пения отпускает реке только один банальный эпитет (“Дунай голубой”), ведь Долматовский в послевоенном 1950 году писал вовсе не о реке, а о советской мощи. Смыслы смещаются: свободу парадоксальным образом символизирует не речной поток, а храбрый солдат. В целом создается впечатление, что, когда русско-советское ухо слушает мелодию Ивановича, русско-советский поэтический ум производит в основном депрессивные строфы. Дунай не дарит надежду, но внушает тревогу; у этой реки страдания непременно сдавленное горло и обязательно стонущая душа. Строчки из Карола Скроба: “Ты зацелуешь меня от любви, / Смерть, меня не зови!” – в советском контексте неуместны.
…Когда капельмейстер Иванович, насвистывая мелодию, которая, как выяснилось, дала ему пропуск в музыкальное бессмертие, глядел через Дунай, его взору открывалась довольно унылая картина: противоположный, правый берег – однообразная болотистая равнина, поросшая низкими деревьями и кустарником. В конце XIX века Галац соседствовал с Российской империей; 6-й пехотный полк как раз и прикрывал недалекую бессарабскую границу. Теперь память о сочинителе популярного вальса хранит грязноватый муниципальный пляж, обустроенный неподалеку от впадения в Дунай реки Сирет. Пляж называется “Дунайские волны”.
Правнук Иона Ивановича стал маститым российским классическим пианистом. Андрей Иванович преподает на кафедре специального фортепиано Петербургской консерватории и активно гастролирует. Но вальсов не сочиняет.
Если я сосчитал верно, то на берегах Дуная расположены двадцать городов с населением более пятидесяти тысяч человек. Это три полуторамиллионных мегаполиса – Будапешт, Белград, Вена; пять крупных по европейским меркам (под двести – за триста тысяч жителей) городов – Братислава, Галац, Нови-Сад, Брэила, Линц; еще пять “застотысячников”. Во всех этих городах я побывал. Возглавляет список столица Венгрии с населением 1 740 000 человек, замыкает Пассау в Германии (50 500). Из сотен небольших и малых придунайских поселений особняком стоит на речном берегу село Джурджулешты. Это самый южный населенный пункт Молдавии (три тысячи человек). Джурджулешты контролируют всю дунайскую линию республики (четыреста метров берега), в 1999 году полученную от Украины в обмен на участок автошоссе в районе села Паланка (самый восточный населенный пункт Молдавии).
Строго географически говоря, Джурджулешты расположены на реке Прут совсем неподалеку от ее слияния с Дунаем, но сам факт существования этого села теперь имеет и важное геополитическое значение. Дунайских государств после территориального размена стало не девять, а десять. Во всех междунайских организациях, на всех региональных встречах молдавский триколор полощется в равном ряду с флагами Германии, Венгрии, Австрии. В своем новом стратегическом статусе скромное село развивается опережающими темпами: в Джурджулештах в кратчайшие сроки построили нефтеналивную базу, а также пассажирский и сухогрузный терминалы с громким названием “Международный свободный порт”. Теперь каждый понедельник лайнер “Принцесса Елена” отправляется отсюда в “увлекательную и неповторимую морскую прогулку” Джурджулешты – Стамбул – Джурджулешты. Этот чудесный круиз предлагает отправившимся в путешествие счастливчикам не только “завтрак, обед и ужин во время движения”, но еще и “трапезу в первоклассном ресторане в Стамбуле с просмотром шоу, включающего танец живота”. Могли ли жители села Джурджулешты прежде даже мечтать о подобном?