Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Цветков cтр.№ 99

Историософская доктрина греков ничего не говорила о причастности других народов к истории спасения: политическая пропаганда и страстное чувство национального превосходства почти заглушили в ней христианский универсализм. Но она содержала общие принципы христианской философии истории и готовые формулы для встраивания частной истории в глобальный исторический процесс. Вот этот методологический каркас и был бесценной находкой берестовских книжников. И потому их переводы сыграли поистине выдающуюся роль в истории древнерусской мысли. Это была настоящая школа самостоятельной умственной деятельности. Протоиерей Георгий Флоровский очень верно заметил, что "для перевода требуется большое творческое напряжение, великая изобретательность и находчивость, и не только на слова. Переводить, это значит бдить и испытывать. Это совсем не только простое упражнение или формальная гимнастика мысли. Подлинный перевод всегда соозначает и становление самого переводчика, его вхождение в предмет… не только словесный процесс, но именно сложение мысли" . Неудивительно, что именно отсюда, из Берестова, в первые же годы "самовластного" княжения Ярослава раздалось самородное русское слово, прервавшее затяжное "русское молчание". После почти двухвекового периода безгласия и немоты русский дух наконец выразил себя в словесном и мысленном творчестве.

В конце 1037 или в начале 1038 г. Иларион преподнес князю свое сочинение "Слово о законе и благодати" . Непосредственным поводом к его написанию послужило завершение строительства "города Ярослава". Киев праздновал свое "обновление" во образе Божьего Града, и при дворе Ярослава это событие осмыслили самым ответственным образом, выработав оригинальное историософское воззрение на судьбы Русской земли.

"Слово о законе и благодати" насыщено библейским материалом и цитатами из Священного Писания. Но это совсем не богословский трактат. Илариона занимает прежде всего и по преимуществу философско-историческая проблематика, хотя и в религиозном ее преломлении. Есть ли в историческом развитии человечества какая-то закономерность? Является ли вселенская история по сути историей только одного, "избранного" народа, через который вершится Божий замысел о мире, или же благодать Господня изливается на разные народы и страны? Кто такие русские люди: свободные и полноправные творцы христианской истории или вся их историческая роль сводится лишь к тому, чтобы пассивно воспринимать миссионерскую проповедь со стороны более "старых" христианских народов? В каком отношении стоит христианское настоящее Русской земли к ее языческому прошлому? В самой постановке этих вопросов сказывается ум, воспитанный в кирилло-мефодиевской традиции. Но никогда раньше в славянской, а может быть, и во всей христианской письменности идея равенства народов не звучала с такой ясностью и такой силой.

О своем credo Иларион заявил в первых же строках "Слова": "Благословен Господь Бог Израилев, Бог христианский, яко посети и сотвори избавление людем своим, яко не презре до конца твари своея идольским мраком одержиме быти и бесовским служением гыбнути". Для того чтобы мысль Илариона раскрылась во всей своей полноте, необходимо иметь в виду ее первоисточник. Это - первая глава Евангелия от Луки, где между прочим говорится: "Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой, и сотворил избавление ему" (Лк., 1: 68). Интереснее всего тут именно несовпадения. Иларион кардинально переиначивает евангельский текст, тщательно устраняя всякий намек на узкоплеменные черты ветхозаветного божества . "Бог Израилев" для него тождествен христианскому Богу, то есть новозаветной Троице и Ее богочеловеческой ипостаси - Иисусу Христу, который "приде" не к избранным, а ко всем "живущим бо на земли человеком". Конечно, рассуждает дальше Иларион, Бог сперва указал путь закона одному "племени Авраамову", но затем "Сыном Своим вся языкы [народы] спасе". Да и сам закон, собственно, был дан через иудеев всем людям для того, чтобы "человеческое естество" обыкло "в единаго Бога веровати, от многобожества идольскаго уклонялся", чтобы все человечество, "яко сосуд скверный", омытый чистой водою закона, могло воспринять "млеко благодати и крещения". Ибо "закон бо предтеча бе и слуга благодати и истине, истина же и благодать - слуги будущему веку, жизни нетленней… Прежде закон, потом благодать, прежде тень, потом истина" .

Пришествие истины и благодати в мир, уверен Иларион, открыло новую эру в истории человечества. Закон, пишет он, отошел, как свет луны, померкший в лучах воссиявшего солнца. И кончилась ночная стужа от солнечной теплоты, согревшей землю. "И уже не теснится в законе человечество, но в благодати пространо [свободно] ходить" . Закон был несовершенен, в частности потому, что "оправдание иудеиско скупо бе, зависти ради", не простиралось "в ины языки, но токмо в Иудее единой бе"; христианская же вера "благо и щедро простирался на вся края земныя". Эту мысль о всемирно-исторической роли христианства Иларион подкрепляет множеством цитат из ветхозаветных книг и Евангелия, всячески подчеркивая, что победа христианства над иудейством, благодати над законом не простая историческая случайность, но закономерность, вложенная Промыслом в течение вселенской истории. Сам Господь через пророков и Сына Своего осудил слепоту и гордыню иудейского народа, который, не приняв Спасителя, лишил себя исторического будущего. Такова расплата за национально-религиозное обособление. А потому подобает "благодати и истине на новы люди всиати", ибо "не вливають бо, по словеси Господню, вина новаго - учения благодатьна - в мехы ветхы, обветшавши в иудействе, аще ли просядутся меси и вино прольется… Но ново учение - новы мехы, новы языки".

Итак, по Илариону, историческое содержание эпохи благодати заключается в приобщении все новых и новых "языков" к христианскому вероучению. Христова благодать наполняет всю землю, покрывая ее, "яко вода морская". Каждый народ призван стать в конце концов "народом Божиим": "во всех языцех спасение Твое". Исключение составляют одни иудеи, в которых обладание законом - этой тенью благодати и истины в эпоху языческой "лести" - породило губительное чувство национальной исключительности и замкнутости. Притязание на превосходство отсекло их от истины и сделало даже хуже язычников, закона не знавших, но зато и более открытых для восприятия Христовой веры (предрасположенность языческих народов к грядущему обновлению во Христе для Илариона символизируют волхвы, принесшие дары младенцу Иисусу).

Таким образом, народы земли проходят в своем развитии через два состояния: "идольского мрака" и богопознания. Первое состояние - это рабство, блуждание во тьме, "непроявленность" исторического бытия, второе - свобода, полнота исторических сил, разумное и уверенное созидание будущего. Переход из одного состояния в другое знаменует вступление народа в пору исторической зрелости. С этого момента национальная история вливается в мировой исторический поток.

Распространение благодати, как оно рисуется в "Слове", - пространственно-временной процесс. Одни народы вовлекаются в него раньше, другие позже. Взор Илариона обращается к Русской земле, которая вслед за другими странами, в положенное ей время, познала истинного Бога: "Вера благодатьная по всей земли простреся и до нашего языка рускаго доиде. И озеро закона иссохло, евангельскыи же источник наводнився и всю землю покрыл и до нас разлиася. Се бо уже и мы с всеми христиа-ными славим Святую Троицу…"