Падение Римской империи - читать онлайн книгу. Автор: Питер Хизер cтр.№ 103

Если принять во внимание уровень интриги, рассказ Приска на удивление прозаичен и сух. Аттила мог в любой момент посадить их всех на кол, поскольку римляне сами нарушили все обычные правила неприкосновенности дипломатов во время исполнения ими посольских миссий. К счастью для них, Аттила оказался на редкость расчетлив. Как нечто большее, чем удовольствие лицезреть их всех повешенными, он увидел в этом заговоре еще один способ укрепить свое психологическое превосходство над восточноримскими властями. Вигиле дозволили выкупить своего сына, взяв с него еще 50 фунтов золота, а в Константинополь были направлены два гуннских посла, вновь Орест и Эсла: «[Аттила] приказал Оресту предстать перед императором [Феодосием II], повесив себе на шею ту самую вьючную суму, в которой Вигила вез золото, предназначенное для Эдекона. Оресту следовало предъявить императору и евнуху [Хрисафию] эту суму и спросить их, узнают ли они ее. Эсла должен был прямо заявить, что Феодосий — сын благородного отца и Аттила тоже знатного происхождения… Однако если Аттила сохранил благородство, то Феодосий его утратил и является рабом Аттилы, обязанным платить дань. Таким образом, он поступает нехорошо, действуя тайными кознями, подобно негодному рабу, против того, кто лучше его, кого судьба сделала его господином» (Prisc., fr. 15. 2, p. 297).

Что это был за момент! Императорский двор собрался в полном составе, придворные стояли в пышных одеяниях, точно демонстрируя порядок старшинства — живой образ божественной милости, обусловившей верховенство Римской империи, — когда в шаге от них два варварских посла разыгрывали свой спектакль. Свидетельство Приска о реакции восточноримских властей не сохранилось, однако ничто не может лучше свидетельствовать о той уверенности, с которой Аттила перемещался по своим владениям, чем это публичное унижение правителя Восточной Римской империи.

Впрочем, созданное Аттилой европейское царство террора представляло собой нечто несоизмеримо большее, нежели его личная харизма и бьющие точно в цель демонстрации могущества. Подобные проявления силы были как результатом, так и причиной тех двух трансформаций, которые на протяжении жизни всего лишь одного поколения превратили гуннов из верных союзников Констанция и Аэция в завоевателей мирового господства. Рассказ Приска безошибочно указывает нам на предпосылки этих перемен, без которых взлет Аттилы как завоевателя не мог бы состояться.

Как мы видели, Приск не был первым восточноримским историком и по совместительству дипломатом, посетившим владения гуннов. В 411–412 гг. Олимпиодор вышел в море вместе со своим попугаем, мужественно перенес сильные бури по пути в Константинополь, затем, плывя вдоль берега, добрался до Афин, а оттуда направился по Адриатическому морю в Аквилею на его северном побережье. К сожалению, сохранился лишь краткий очерк, посвященный этой миссии, однако он содержит в себе один интереснейший отрывок:

«Олимпиодор рассказывает о Донате, о гуннах и о врожденном искусстве, с которым их предводители стреляли из лука. Историк описывает, как он был направлен послом к ним и к Донату, а также… повествует, как Донат был коварно обманут клятвой и преступно умерщвлен, как Харатон, первый из их королей, распалился гневом за это убийство и как императорские дары смягчили и успокоили его» (Olympiod., fr. 19).

Фрагмент не вполне понятен; не в последнюю очередь проблема заключается в том, кто такие Донат (мнения разделились по вопросу о том, был л и он гунном или нет) и его убийцы. Некоторые исследователи полагают, что прибытие миссии Олимпиодора не только было непосредственно связано с убийством Доната, но и являлось частью более ранней и более успешной реализации заговора вроде того, в который оказался втянут Приск . Однако ключевой момент состоит в том, что в 411–412 гг. гуннское сообщество управлялось несколькими «королями» (сколько их было, точно неизвестно), и эти «короли» осуществляли свою власть в соответствии с той иерархией, которая явно выделяла Харатона как старшего. Это положение вещей живо напоминает иерархию, существовавшую в другом кочевом объединении — у акациров, чья судьба обратила на себя внимание Приска в бытность его послом. Когда римляне прибыли в ставку Аттилы, Онегесий вместе со старшим сыном Аттилы отправился приводить к покорности эту общность. Возможность реализации поставленной цели проявилась в курьезной ситуации, о чем пишет Приск:

«У акациров было много предводителей отдельных племен и родов, которым император Феодосий послал дары, чтобы они единодушно отвергли союз с Аттилой и жили в мире с римлянами. Посланец, которому были вручены эти дары, распределил их между «королями» не по достоинству, в результате чего Куридах, старший по положению, получив дары второго разряда, счел себя оскорбленным и лишенным причитавшейся ему награды. Он обратился к Аттиле за помощью против остальных «королей» своего племенного объединения».

Если оставить за скобками удовольствие вообразить себе донесение римского посла, ухитрившегося подобным образом провалить порученное ему дело , этот отрывок дает нам некоторое представление о той политической модели, которая существовала у гуннов в начале 410-х гг. .

Более разительный контраст с ситуацией, сложившейся во времена Аттилы (успело смениться не более одного поколения), едва ли можно себе представить. Приск провел много времени при гуннском дворе и посвятил немало слов его структуре и образу жизни. Как мы видели, существовало ближнее окружение из влиятельных людей — прежде всего это Онегесий, а потом уже другие, такие как Эдекон, Скотта и Берих, — к которым Аттила относился с большим уважением; однако ни один из них не обладал даже малой толикой королевского достоинства. В наших источниках нет ни малейшего намека на то, что у гуннов имелись и другие правители, кроме самого Аттилы. Многочисленные «короли» образца 411 г., правившие совместно, проложили путь к власти монарху в точном смысле этого слова. До нас не дошло ни одного связного рассказа о том процессе, который завершился сосредоточением всей полноты власти в одних руках. Впрочем, как можно было ожидать, все указывает на то, что это не была мирная эволюция. Финальным актом драмы стало убийство Аттилой своего брата Бледы. К тому времени число носителей власти уменьшилось всего лишь до двух представителей одного рода: это означает, что Руа (или Руга), дядя, которому наследовали братья, должен был сыграть главную роль в сокращении количества гуннских «королевских» династий.

Открытое насилие в случае с убийством Бледы, по-видимому, красноречиво свидетельствует о том, каким образом устранялись короли, становившиеся «лишними». Первый раунд переговоров между Константинополем, с одной стороны, и Аттилой и Бледой, с другой (перед тем как они напали на Виминаций в 441 г.), увенчался выдачей двух беглых членов гуннского королевского дома, Мамы и Атакама, которых немедленно посадили на кол. Они могли быть кузенами Аттилы и Бледы, поскольку у Руа было по меньшей мере два брата, однако с тем же успехом они могли происходить из тех «королевских» династий, которые прежде были ликвидированы Руа. По-видимому, в целом проблема перебежчиков, которая создавала столь сил ьную напряженность в дипломатических отношениях между гуннами и римлянами в 440-х гг., всякий раз обострялась из-за того или другого члена правившего тогда или в прежние времена «королевского» рода. Максимину и Приску пришлось выслушать имена семнадцати беглецов, которые были им зачитаны; совсем немного, так что здесь мы, очевидно, имеем дело с людьми, представлявшими собой довольно серьезную угрозу. Кроме того, возможно, кое-кто из мелких «королей» предпочитал признание чужой власти физическому уничтожению. (Когда в течение десятилетия, последовавшего за смертью Аттилы, нечто подобное происходило у готов, хотя в большинстве своем мелкие «короли» погибли в борьбе или сошли со сцены, по крайней мере один изъявил готовность быть пониженным в статусе до положения «первого среди равных» .)