История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - читать онлайн книгу. Автор: Маршалл Ходжсон cтр.№ 536

^{Красная армия в Баку. Фото 1920 г.}

Тем не менее по привычной жизни мусульман было нанесено несколько чувствительных ударов. Продолжающаяся модернизация городской жизни позволила мусульманам насладиться плодами европеизации. Правительство предоставило женщинам равные с мужчинами права и стало бороться с неграмотностью, а ислам, как и христианство, подвергся жестоким нападкам как средство эксплуатации. Однако (после того, как первые попытки снять паранджу встретили ожесточенное сопротивление) даже такой явный анахронизм, как закрытие женщинами лица на публике, символ унижения феминисток и тщеславия высших классов, не был официально полностью запрещен. Хотя улемы утратили свое былое влияние (и их уровень значительно упал после закрытия всех медресе), это не оказало серьезного влияния на основную массу населения, которая могла свободно исповедовать свою веру, не подвергаясь преследованиям. С другой стороны, джадидисты активно поддержали официальную политику по развитию культуры на некоторых тюркских (и иранских) языках. Новая литература развивалась исключительно на основе современного разговорного языка (старый чагатайский и османский турецкий были отброшены), который с 1928 г. был переведен на латинский алфавит. Начертания букв намеренно отличались от используемых в новом турецком языке, чтобы полностью оградиться от культурного и политического влияния Турции. Кроме того, великие деятели исламского прошлого получили статус национальных героев, и, как минимум в академических кругах, началось возрождение интереса к тюркскому и персидскому наследству.

Только после подавления крупных восстаний мусульманское население республик наконец было вовлечено в происходившие в стране процессы. Начиная с 1928 года правительство пыталось ввести в деревне городские стандарты жизни методом коллективизации сельского хозяйства, объединяя мелкие крестьянские хозяйства в крупные, где применялся уже не ручной, а машинный труд. В Туркестане с началом коллективизации вновь обострились две главные социальные проблемы, которые были характерны в эпоху царизма. В ходе коллективизации правительство пыталось заставить скотоводческие племена отказаться от кочевого образа жизни, и они вновь были поставлены перед выбором либо иммигрировать, либо умереть от голода. Соответственно, на их землях возникали современные поселения европейского типа. Местные мусульмане, лидеры которых были разобщены или уничтожены в ходе революции, оказались еще более беззащитны, чем во времена царского режима. В 30-х годах вслед за коллективизацией начался процесс индустриализации, но рост производительности в результате техникализации повысил мощь государства, однако никак не сказался на уровне жизни простых людей.

В этот период под давлением стремительного технического развития стало ясно, что революция не смогла уничтожить национальное самосознание и классовое расслоение в республиках. Как и раньше, большинство мусульман (за исключением тех, кто являлся местным аналогом эволю — полностью ассимилированных мусульман во Французском Алжире) жили в отдельных кварталах городов и занимались менее квалифицированной и низкооплачиваемой работой. Однако жестокость периода ускоренной индустриализации затронула мусульман в той же мере, что и русских, которые сполна испытали на себе все тяготы «ускоренной индустриализации». В тридцатые годы в ходе чистки партии были уничтожены многие выдающиеся лидеры мусульманского национального движения, и в национальных республиках установилась система «двойного подчинения»: номинально главой республики являлся мусульманин, но все ключевые политические решения принимал его русский заместитель, назначенный Москвой. В иерархии государственных структур мусульмане занимали самую низшую ступень: чиновники-мусульмане занимались в основном работой с населением, в то время как все более ответственные государственные посты принадлежали русским. В конце тридцатых годов центр начал насильственную русификацию: начиная с 1938 г. алфавиты тюркских языков постепенно были переведены с латиницы (открывавшей доступ к западной литературе) на кириллицу. В послевоенный период эта тенденция вылилась в доктрину превосходства русского языка и культуры на территории Советского Союза, в рамках которой отношение к древнему исламскому наследию стало негативным.

Тем не менее модернизация и индустриализация в конце концов сказались на уровне жизни населения. В домах мусульманских крестьян появилось электричество и швейные машины. Уровень жизни населения в мусульманских республиках не сильно отставал от российских. По европейским меркам эти стандарты оставались достаточно низкими, вместе с тем были значительно выше, чем поколение назад и чем в Иране. Результаты этого экономического процветания распрелялись довольно равномерно. Несмотря на большую разницу в заработной плате между управленцами и рабочими, все те, кто присваивал себе продукты труда рабочих и крестьян (землевладельцы, ростовщики, буржуазия), исчезли. Канули в прошлое и старые социальные предрассудки: по уровню образования сельские жители не уступали горожанам. В послевоенный период многие молодые крестьянки вступали в коммунистическую партию и даже становились главами сельских советов. И в этих советах, например в городах, они могли совмещать коммунистическую доктрину со старыми традициями ношения паранджи.

Те амбициозные мусульмане, которые стремились стать полноправными гражданами русского (коммунистического) государства, располагали для этого всеми необходимыми возможностями — в тридцатых годах вся молодежь в стране была грамотной (и все потенциальные антикоммунистические лидеры был изолированы от общества).

Считалось, что для нормальной жизни необходимо не использование старого наследия прошлого, но раскрытие личного таланта или мастерства в контексте целей техникализированного общества, которые заключались не в развитии культурных традиций, а в выполнении конкретных задач и соответствии требованиям настоящего и будущего. Те, кто был достаточно талантлив и принимал правила игры, имел достаточно широкий выбор, свободу карьерного роста, которая могла поднять его на вершины компетентности, ослепительные по сравнению с жесткими ограничениями дореволюционного периода.

^{Учащиеся мужской школы. Иран, фото 1926 г.}

Несмотря на всю риторику о важности национальных культур и ценности некоторых видов дореволюционной литературы, в действительности культурное наследие исламского, как и средневекового европейского прошлого, являлось не более чем музейным экспонатом. Литературный жанр философского диалога (как исламский, так и западный) был предан забвению, ведь сторонники коммунистической доктрины полагали, что авторы таких диалогов выполняют социальный заказ своих хозяев, крупных землевладельцев. На смену старой литературной традиции пришел диалектический материализм; это учение как нельзя лучше отражало позитивизм и динамику Технической эпохи. Культурные традиции прошлого были полностью утрачены; единственным методом художественного исследования действительности отныне стал социалистический реализм. Богатое культурное наследие ведущих мировых религий (ислам в этом отношении не был исключением) в одночасье было перечеркнуто — реликвии прошлого стали музейными экспонатами. Уважения заслуживало только позитивистское, научное знание, что с течением времени только усугублялось в ходе ускоряющейся модернизации Технической эпохи. В такой исторической ситуации традиции и обычаи того или иного народа (например, народные танцы или такой народный промысел, как плетение корзин) сохранялись лишь в данной конкретной местности и не могли обрести статус общенациональных. Фактически народные традиции стали не более чем развлечением для туристов. Следует отметить, что хранителями традиционной исламской культуры в мусульманских республиках стали пожилые женщины: когда начинались сельскохозяйственные работы, они читали заклинания, чтобы отпугнуть джиннов, а на свадьбах призывали местных святых благословить молодых. Молодые мусульмане практически не посещали мечети, вся исламская теология стала для них не более чем повседневным ритуалом, лишенным какого бы то ни было духовного содержания.