История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - читать онлайн книгу. Автор: Маршалл Ходжсон cтр.№ 349

Однако настоящее завоевание юга осуществил Мухаммад Туглак (1325–1351) ^[294]. Еще при череде кратковременных правителей, не обращавших внимания на нравственные нормы или ввергавших страну в хаос, султанат спорадически возвращался к политике агрессии на юге. Когда отец Мухаммада Туглака, популярный в армии, пришел к власти, политика стала более систематической. Уже в должности заместителя своего отца Мухаммад консолидировал мусульманские власти в нескольких районах Деккана (тогда как его отец захватил Восточную Бенгалию). Во время собственного правления Мухаммад сосредоточился на том, чтобы завладеть всем Деканом и даже значительной частью полуострова, чтобы подчинить мусульманскому престолу или хотя бы ужесточить условия для тех правителей, кто являлся данником. После великого триумфального марша мусульман через весь юг (около 1330 г.) большая часть индийских земель вынуждена была признать мусульманское господство. Мухаммад Туглак являлся таким же непримиримым монархистом, как Аляддин Хильджи, но менее успешным в умении контролировать ситуацию дома. Он так увлекся Деканом, что попытался в самом начале своего правления перенести туда столицу (в город Диогири, Мага-раштра). Когда основные фигуры в Дели не проявили должной прыти, несмотря на всевозможные меры, предпринятые для облегчения переезда, он попытался действовать принудительно, приказав всему населению Дели (предположительно всем тем, кто имел хоть сколько-нибудь значимый статус — все, кто от них зависел, последовали бы за ними неизбежно) перебраться на новое место за установленный срок. Тех, кто остался, наказали так, что Дели частично превратился в руины. Между тем новая столица до такой степени не пришлась по сердцу жителям, что вскоре ему пришлось ее оставить. Последние годы правления Мухаммад провел в постоянных стычках со своими командирами, несколько мятежей которых он не сумел подавить; но задача установить мусульманское господство на юге была выполнена.

Мусульманский Дели в период этих завоеваний изобиловал необычными людьми, которые немало поспособствовали активности мусульманского сообщества. Это были попросту ярчайшие фигуры среди мусульман, стекавшиеся из-за границы или набранные дома. Многие желали хоть раз в жизни попробовать все: гуманный предшественник Аляддина — пожалуй, довольно эксцентрично — собрал членов индуистской наследственной секты, которые частью своего религиозного культа считали убийства (и грабежи) путешественников, и вместо того чтобы казнить, погрузил их корабль и отправил вниз по Гангу по направлению к Бенгалии. Самой экстраординарной из этих выдающихся личностей был сам Мухаммад Туглак.

^{Битва Тимура с султаном Дели. Средневековая индийская миниатюра}

Как военачальник, Мухаммад, судя по всему, всегда добивался успеха (кроме неудачи с планом завоевания Иранского нагорья и установления своего господства на землях старого ислама). Именно административная неумеренность в итоге вызвала враждебное отношение к нему со стороны многих офицеров, религиозных кругов и другой знати. Ее обусловил блестящий, но не способный на компромиссы склад ума. Подобно Аляддину, он уделял много внимания контролю цен на провизию для своей армии и столкнулся (в еще большей степени, чем Аляддин) с тем, что с притоком золота, награбленного на юге, цены росли. Он отреагировал изобретательной и комплексной программой строгих ограничений, от жесткого налогообложения в сельскохозяйственных районах Доаба близ Дели до попытки вслед за китайской модой, которой следовали некоторые монгольские правители, ввести медные деньги. К сожалению, высота его налогов оказалась катастрофической, крестьяне сбегали с земли, и он был вынужден возвращать их силой и ввести запоздалую программу помощи сельскому хозяйству (займы на семена, рытие новых колодцев, помощь при первом вспахивании нового участка и т. д.). Также не удалось ему обеспечить адекватные меры против фальшивок, и хождение медных денег пришлось прекратить ценой огромных потерь для казны.

Будучи сам человеком начитанным в области философии и науки, Мухаммад Туглак активно интересовался и вопросами религии. Выдвигаются предположения, что он был знаком с радикальными идеями своего современника, ханбалита Ибн-Таймийя из Дамаска, который отрицал суфийский мистицизм и призывал к реформам в сфере улемов в интересах гражданского общества. Интерес к традиции фальсафы, возможно, привел Мухаммада к тем же общим выводам, но с другого конца. Он действительно критиковал суфиев. Затем он с большим трудом получил шариатскую легитимизацию своих полномочий от теневого халифа Аббасида, которого мамлюки поддерживали в Каире. Но, требуя поддержки улемов исключительно на своих условиях, он нажил врагов и в их лице.

Самым известным суфием в Дели во времена Аляддина и Мухаммада был Низамаддин Авлия (ум. в 1324 г.), глава ордена чиштиия, распространенного по всей Индии. Мы уже сталкивались в разговоре о суфийских тарикатах с его неустанной заботой о духовной жизни представителей всех сословий, которые обращались к нему за советом — как индусов, так и мусульман. Несмотря на то что он не позволял собственным мюридам зарабатывать на жизнь службой при дворе — даже в качестве кади, от которых султаны требовали, чтобы выносимые ими фетвы в судебных спорах соответствовали интересам государства, — он стал духовным наставником многих придворных деятелей. Его ученик Насируддин Чираг-и-Дехли продолжил развивать его учения и руководить суфиями чиштийя; дав обет безбрачия, он проводил ночи в молитвах и плаче и всегда откликался по первому зову о помощи.

Наиболее выдающимся из учеников Низамад-дина при дворе был великий поэт Амир ^[295] Хосров (1253–1324). (Он не был военным, но его отец являлся тюркским эмигрантом, и поэт, по-видимому, получил почетную должность в военной структуре.) Персидская поэзия Амира Хосрова почиталась даже на Иранском нагорье, где к большинству индийских поэтов, писавших на фарси, всегда относились скептически. Но он любил свою родину, Индию, и восхвалял ее достоинства вопреки иранским традициям. Считается, что именно Низамаддин Авлия предложил ему писать стихи на хинди — на местном языке Дели и его окрестностей. Известен он своей лирической поэзией, но при дворе он вынужден был слагать панегирики. В числе прочего им написана поэтическая история великого похода Аляддина в Декан — вероятно, в дополнение к написанной им же официальной истории в прозе. Его хвалебные стихи отличались корректностью во всех отношениях, выражая сдержанную радость по поводу смертей (язычников) монголов или индусов и восхваляя до тошноты резню и грабежи армии. Вместе с тем здесь, как и во всей его поэзии, ощущается независимый дух. Он особенно подчеркивает ценность эффективного правления в сравнении с простыми захватами новых земель и затрагивает, пусть и вскользь, административные меры Аляддина перед началом рассказа о походе. Считается, что некоторые из его преувеличений и часть сознательной наигранности использованы намеренно, а не просто являются результатом (хотя это тоже верно) принижения описываемых им событий ^[296].