Голубиная книга анархиста - читать онлайн книгу. Автор: Олег Ермаков cтр.№ 6

А где взять воды, не сказал, ушел, хмуря русые брови и кругля синие маленькие глазки. Вася обошел вокруг вагончика, но воды не обнаружил. Тогда он набил снегом пустую жестяную банку из-под помидоров, валявшуюся под столом, взялся щепать полено, долго не мог развести огонь, а Валя все валялась на койке, закутавшись в рваное ватное одеяло, и не желала выползать на холод.

— Ты че, не умеешь? — хриплым со сна голосом спросила она. — У меня бабка за пять секунд печь затопляла. И я могла. Потом разучилася.

Вася посмотрел на нее и ничего не ответил. И снова зажигал спички. Наконец огонек занялся.

— Я, — сказал Вася, распрямляясь, — знаешь сколько кострлов на своем веку зажег?

— Сколько? — поинтересовалась Валя, следя за ним из своего кокона.

— Столько, сколько положено индейцу.

Валя почтительно замолчала.

Вася поставил банку со снегом на печку.

— Дерьмо, зараза, проклятье, — заругался он. — Разве за полчаса тут управишься? Мы что, в армии? Или на заводе?

— А ты служил?

— Нет.

— А на заводе?

— Нет. Нет. Нет. Я с детства люблю одно.

— Что?

— Чего нет.

— А чего нет? Чего? Ну чего?

Вася усмехнулся.

— Скажи — и тебе захочется.

— Фуджик, пожалуйста, ну скажи.

— Волю вольную. Врубаешься? Как твои сорок калек… Хотя небось богомольцы. А это уже рабство. Где ты научилась этим песенкам всяким?

— А? А?.. Ммм… Ммм… — Валя зевнула. — В туалете.

— Хыхыхыхыхы, — Вася смеялся. — В консерваторском, наверное? У Сани Муссолини мамка уборщицей в консерватории работает, так он приобщался к классике… пока грибов не обожрался и не попробовал какой-то пруд перейти, как ваш боженька. Затонул.

— Не-а. На Соборной горе. Там был врытый в землю туалет, теплый, просторный, хороший, с коридорчиками, мы в них спали, и нас не выгоняли святые отцы. Генерал говорил, что это прям бункер. И водичка — пожалуйста, мойся скоко хошь. И розетка. Мюсляй включал кипятильник, чай варили, вьетнамскую эту лапшу заваривали. Вку-у-усно.

— Хыхыхыхых-хы, — смеялся Вася. — Ляпота. Русь святая. Оказывается, вон где она. А Никкор что-то, мол, куда мы едем, на поиски ее. А она уже здесь. Хыхыхыхых-хы. Хыхыхых-хых. И все хорошо. Попы на лимузинах, патриарх на вертолетах-самолетах-поездах с часами, за которые можно пенсионеру десять лет жить. Или какому-нибудь поэту-художнику, они народ не требовательный. Или…

— Мне! — воскликнула Валя.

— И тебе, — сказал Вася, вставая и уходя.

Вернулся он с большим комом снега, опустил его в банку.

— Наверное, это он и постарался? — весело спросил Вася.

— Чего?

— Ну, святую такую Русь учредить для вас на той горе? Он же тут у вас много лет служил, делишки свои обделывал с продажей сигарет, водки. И с тех денег да хоромы-туалет отгрохал? Хыххыхыххыхых.

— Кто?

— Да патриарх ваш!

— А ваш?

— Что?.. Наш? Мой патриарх — Бакунин. На все времена. Форевер. А если копнуть глубже, то Чжуанцзы.

Валя выпростала из своего кокона руку и перекрестилась.

— Ты как гусеница, кстати, в этом одеяле. Может, превратишься и в бабочку. У китайского патриарха есть про это. Мол, однажды он уснул и приснился себе бабочкой, а когда проснулся, не мог врубиться, то ли он в самом деле Чжуанцзы, которому лишь приснилась бабочка, то ли он все еще бабочка, которой снится Чжуанцзы.

Валя перестала креститься и шептать молитву и удивленно уставилась на Васю.

— О-о-о, — протянула она.

— Ага, — отозвался Вася.

Валя понемногу выползала из одеяла. Железная печка быстро согревала настывший за ночь воздух в вагончике. И наконец, она скинула одеяло и, проведя рукой по лицу, потянулась. Вася, глядя на нее, хмыкнул.

— Как по-писаному… Ну и кто там у вас пел-то?

— Мартыновна, — ответила Валя. — Она этих песен знала уйму.

— Откуда?

Валя пожала плечами. Волосы у нее были всклокочены, как у льва грива или у рокера с бодуна. Вася отвернулся.

— Фуджик, — позвала Валя, когда они уже пили вчерашний разогретый чай. — Крилю не ругай, а?

— Какого?.. — спросил Вася и вдруг сообразил. — Патриарха?

— А то буду крыть твоего Буку.

Вася засмеялся.

— Ну и пожалуйста. Они уже померли. И полиция их не охраняет, как твоего Крилю. Хотя охранять его должны серафимы шестикрылые. Нет — полицейские с автоматами, как босса политического, а не батюшку. Хыхы!.. Ладно, Вальчонок! Жизнь покажет, кто, чей патриарх прав. Но только фишка-то в чем? В том, что… Ну, не будем об этом. А то еще ляпнешь.

— Скажи, не ляпну.

— Ляпнешь.

— Не-а.

— Да-а. Все!

Когда они доели батон и весь сахар и допили настоявшийся за ночь горький чай, Вася встал и надел свое пальто с цигейковым воротником. А Валя заупрямилась. В теплом вагончике разомлела и не хотела куда-то еще идти. Вася ее убеждал, что идти просто необходимо. Иногда надо ради большой свободы придушить маленькую. Валя хныкала, она вообще ни о чем ни с кем не договаривалась, спала, а проснулась уже здесь, а раз Вася о чем-то договаривался, то и пусть сам теперь отвечает. Вася отвечал, что им здесь необходимо пожить до половодья и перелетных птиц, скопить деньжат и двинуться дальше, в теплые края.

— Птицы сюда, а мы отсюда?

— Да. Поменяемся местами проживания.

— Нет, не пойду.

Вася плюнул и пошел один.

В краснокирпичном здании был гараж и там копался в тракторе какой-то мужик в измазанном комбинезоне. Вася поздоровался. Тот посмотрел на него и ответил. Вася с изумлением узнавал в нем вчерашнего Бориса Юрьевича.

— Ну что, устроились? — спросил Юрьевич.

Вася кивнул.

— А где подруга?

Вася засопел, глядя под ноги.

— Ну… Еще не собралась, — сказал он наконец.

— Хорошо, — ответил Юрьевич. — Вон на стенке вешалка с робами, выбирай для нее и для себя, переодевайтесь и поступайте в полное распоряжение Эдуарда Игоревича.

Вася снял пару грязных брезентовых курток и штанов и снова отправился в вагончик. Валя входила в разрушенную башню и в одном проломе видела залитые солнцем руины какого-то города, а в другом — берег моря. Посреди башни грудой лежали щиты, шлемы и мечи с копьями, на шлемах колыхались перья, и с одного султана на другой перелетала бабочка.

Он растолкал ее. Валя распахнула глаза, и в них что-то нездешнее мерцало и струилось, так что Вася оторопело молчал.