Голубиная книга анархиста - читать онлайн книгу. Автор: Олег Ермаков cтр.№ 116

— Бьян. Хорошо. Давайте вот как поступим. Просто перенесем дату. — Она предостерегающе подняла руку в черной перчатке вверх и выставила палец. — Пока!.. И вы все обдумаете, взвесите. Не надо спешить, мой друг. Уж поверьте хотя бы в этом мне. Дакор? Хорошо? Договорились?

Я еще раздумывал. И согласился, чтобы поставить, так сказать, плотину, унять поток слов. Калерия Степановна повеселела. В аэропорт мы не поехали, а завернули в агентство на какой-то улице и переоформили билет. После этого я предложил почаевничать где-нибудь…

______________

— Гм, послушайте, но уже ведь и нам, здесь, пора обедать, а? — спросил Митрий Алексеевич.

— Ой, дядечка, а что было-то с ним дальше? — спросила Валя.

Митрий Алексеевич с улыбкой посмотрел на нее.

— Это мы узнаем еще, — пообещал он, вставая.

Его приветствовала Zaragoza с оранжевой грудкой нежными восклицаниями на своем птичьем языке.

Вася вышел на улицу. Туман рассеивался. От снега уже почти не осталось ничего, так, кое-где белели клочья как будто разорванной бумаги. Где-то в мутных высях пробивался призрак солнца. Бликующее пятно напоминало лицо. А туманные полосы реяли, как одежды. К Васе подбежал Конкорд, пытливо смотрел разными глазами.

— Хых, стрланная псина, — пробормотал Вася.

Дверь открылась, и Валя, подавая ведра, попросила принести воды. Вася пошел на колодец. Конкорд побежал рядом и первым деловито заглянул вниз, встав передними лапами на низкий сруб.

— Колодец, — говорил Вася, наматывая цепь на деревянный барабан и поднимая воду из глубин. — Вода.

После рассказа Митрия Алексеевича все выглядело как-то по-другому. Простые вещи казались значительными. Вася вспомнил рекомендацию Гуль-муллы: вообразить, что все снится. И как будто как раз это он и сделал.

Вообще во всем было что-то странное, если подумать. И надо было сделать какое-то резкое движение, что ли, рвануться, чтобы в полной мере это осознать, увидеть, как оно есть. И Вася даже взял и быстро оглянулся, так, что в шее что-то хрустнуло.

— А! Черлт! Дерьмо, зараза…

Вася, морщась, растирал шею.

Нет, ему так и не удалось все охватить единым разящим взглядом. И он взял ведра и пошел, сопровождаемый Конкордом, поглядывая на деревья, как будто написанные тушью на влажноватой рыхлой бумаге, на башню из темного кирпича, четырехугольную, не круглую, на большой дом вдали с чугунным балконом и колоннами. Под ногами чавкала грязь. В парке граяли вороны и грачи. Невидимая, внизу текла река.

Вася подумал, что они и причалили к берегу времени, к какому-то девятнадцатому веку. Или даже к восемнадцатому, если вспомнить о Радищеве. Радищев входил в его библиотечку анархиста. Его «Путешествие» он читал, и оду «Вольность», в которой ему особенно нравилась строфа про царя и веру, точнее, эти строки: «Власть царска веру сохраняет, / Власть царску вера утверждает, / Союзно общество гнетут…» Коротко и ясно.

И тем удивительнее был рассказ этого бывшего врача, предпринимателя из Питера. Да, если вдуматься, и его любимая радиостанция… И все. Как-то многое сходилось в одну точку, завязывалось в тугой узел. Правда, еще Джек Королек предлагал так экспериментировать: брать за основу нечто, принимать какую-либо точку зрения — и фиксировать потом как вдруг все начинает совпадать. Вообрази себя коммунистом, и воды реальности повернут на твою мельницу. Представь себя государственником, и то и дело будешь получать сигналы о незыблемости этих принципов. Или возомни себя адвентистом седьмого дня: посыплются знаки, особенно всякие предупреждения насчет субботы. Уфологи всюду видят следы пришельцев, и так далее. Мир подозрительно пластичен. Но… так и не поддается никому. Как убивал и угнетал шумер шумера, египтянин египтянина, ацтек ацтека, так все и продолжается. Никаких на самом деле перемен, зараза… Хотя шумеров и след простыл. И человек по-прежнему унижен и оскорблен на этой планете.

Вася задумался и прошел мимо башни — прямиком к крыльцу с чугунным балконом. Просто он спрашивал сам себя, куда же здесь можно дальше бежать-то? Ну куда?

Про Париж, конечно, интересно было слушать, но уже накапливалось какое-то разочарование, что-то такое чудилось неотвратимое… Вася даже подумал, что и не хочет вовсе услышать продолжение.

…Постояв перед парадным осыпавшимся крыльцом, он подхватил холодные дужки ведер и, повернув, пошел обратно.

Нет, все-таки дурак этот Митрий Алексеевич, что вернулся. Ведь он вернулся. Эх, хых, зачем? Зачем, а?

И как будто кто-то услышал желание Васи Фуджи: после обеда, когда Митрий Алексеевич вышел раскурить трубочку перед продолжением рассказа, за окном послышался шум мотора. К башне подъезжал темный джип. Правда, Васю это вовсе не обрадовало. А наоборот, он перепугался до бледности. А Валя была беспечна. Она чувствовала себя под защитой дядечки Митрия Алексеевича. Вася глядел в окно. Джип остановился, внушительный, как танк. Он ожидал увидеть верных псов Обло-Лаяй, но из джипа первым вышел какой-то белый мужик в клетчатой кепке, коричневой куртке, а за ним и водитель, высокий, в короткой кожаной куртке, простоволосый, с щепоткой усов, похожий на грузина, в темных очках, хотя солнце так и не проглянуло толком. Слышны были глухие восклицания. Все улыбались, пожимали друг другу руки. Приехавшие озирались, что-то говорили. Митрий Алексеевич разводил руками, в левой дымилась его трубочка. Конкорд сдержанно вилял хвостом, но видно было, что рад.

Валя шагнула к зеркалу и принялась охорашиваться.

Через некоторое время все вошли в башню.

— О, тут тепло, — проговорил первый, стаскивая кепку.

Голос его был надтреснут. Копна волос — совершенно седая. Чуть темнее были когда-то пшеничные, но еще пышные усы, как у Максима Горького. Выпуклые крупные глаза слабо голубели. Вот уж действительно лунь. Он глядел на птиц. И только потом обратил внимание на Валю, Васю. Следом входил и второй гость, похожий на горца. Но нет, он лишь отдаленно напоминал горца, наверное, благодаря щепотке усов и большому носу с горбинкой. Митрий Алексеевич закрыл дверь.

— Это мои друзья, Влад и Сева, — представил он вошедших.

— Кому Влад и Сева, а кому Владислав Георгиевич да Всеволод Максимович, — сказал крутоплечий горец с вызовом и значительностью, хотя и с долей иронии.

— А это мои гости, Вася и Валя, — продолжал знакомить Митрий Алексеевич. — Туристы, искатели…

— Здрасьте, — откликнулась Валя, стреляя глазами на вошедших.

— Ого, а это кто?! — воскликнул горец Владислав Георгиевич, увидев кролика и даже снял солнцезащитные очки.

— А, тоже прошу любить и жаловать, — откликнулся Митрий Алексеевич. — Кролик из благородной породы сенбернаров — Бернард.

— Нет, он из этих… новых зеландцев, — сказала Валя.