Но затем произошло нечто невероятное. Оба консула и почти половина сенаторов встали на сторону Антония, и от трехсот до четырехсот человек покинули Рим с намерением сформировать новый сенат а Эфесе. Тамошняя гавань вдруг заполнилась кораблями — «туда со всех сторон собирался его флот»
[524]. Клеопатра сама прибыла на царском флагмане «Антония» во главе личной эскадры из шестидесяти кораблей и еще ста сорока военных кораблей. Жители Эфеса приветствовали ее как монарха.
Когда Канидий Красс привел из Армении свои легионы, под знаменами Антония образовалась огромная армия численностью семьдесят пять тысяч легионеров, большая часть из которых была набрана в грекоязычных странах, вместе с двадцатью пятью тысячами пехоты, двенадцатью тысячами всадников, пятью сотнями военных кораблей и тремястами более мелких судов. Средства на военные цели в основном предоставила Клеопатра, она же привезла собой войсковую кассу с двадцатью тысячами талантов в слитках. Монетный двор супругов в Ливане теперь мог чеканить монеты для выплат солдатам. Каждому легиону выдавали монеты с изображениями его штандарта и военной галеры. Такие ресурсы значительно превосходили возможности Октавиана, которому пришлось ввести крайне непопулярный двадцатипятипроцентный подоходный налог по всей Италии, где Антоний и Клеопатра уже начали распределять средства среди своих оставшихся сторонников. Если бы они вступили в Италию весной 32 года до н. э., то обязательно одержали бы победу, но тогда они еще не предпринимали никаких шагов.
Во время пребывания в Эфесе, где резиденцией Клеопатры служил штаб Антония, который он называл дворцом, она вела такой же активный образ жизни, как в Александрии: «Она появлялась на рыночной площади [форуме] с Антонием, руководила вместе с ним проведением празднеств, ездила с ним верхом на лошади по городу, и ее доставляли в другие места на носилках»
[525]. Клеопатра присутствовала на совещаниях у Антония, по-видимому, как и раньше — у Цезаря, однако кое-кто из новых союзников начал высказывать возражения: дескать, удел женщины — домашний очаг, а ее присутствие в лагере — к несчастью, плохая примета. Беспокойное поведение ласточек, гнездившихся на корме флагманского корабля Клеопатры, посчитали дурной приметой.
Среди тех, кто роптал на государыню, были Планк и его племянник Тиций, вероятно, встревоженные, что она может раскрыть некоторые махинации с деньгами, Агенобарб даже отказался почтительно обращаться к ней как к царице, а просто называл ее Клеопатра и без обиняков просил вернуться в Египет.
Но Клеопатра никоим образом не собиралась делать этого. Ее поддерживал другой консул, Сосий, флотоводец, признававший большую важность ее кораблей, но самым рьяным заступником оказался Канидий Красс, командовавший сухопутными силами. Он доказывал, что ее присутствие необходимо для поддержания морального духа египетских войск. Он также сказал своим товарищам по оружию, что «несправедливо силою держать вдали от военных действий женщину, которая столь многим пожертвовала для этой войны. <…> И вообще, заключил Канидий, он не может назвать ни единого из царей, участвующих в походе, которому Клеопатра уступала бы разумом, — ведь она долгое время самостоятельно правила таким обширным царством, а потом долгое время жила бок о бок с ним, Антонием, и училась вершить делами большой важности»
[526]. В итоге, несмотря на разногласия, Клеопатра осталась там, где находилась.
В апреле 32 года до н. э. с приближением сезона военных действий она и Антоний отплыли на остров Самос. «Подобно тому как все цари, властители и тетрархи, все народы и города между Сирией и Мэотидой, Иллирией и Арменией получили приказ посылать и везти военное снаряжение, так же точно всем актерам было строго предписано немедленно отправляться на Самос»
[527]. Длившаяся в течение нескольких недель подготовка к войне сопровождалась «грандиозными празднествами» в птолемеевском духе в честь Диониса, олицетворенного верховным командующим Антонием. В это время «остров много дней подряд оглашался звуками флейт и кифар, театры были полны зрителей, и хоры усердно боролись за первенство. Каждый город посылал быка, чтобы принять участие в торжественных жертвоприношениях, а цари старались превзойти друг друга пышностью приемов и даров»
[528], дабы заручиться поддержкой богов в предстоящей войне. Уже обсуждались планы проведения триумфа в ознаменование победы над Октавианом. Намечалось по примеру Юлия Цезаря и римскому обычаю устроить гладиаторские игры. В мае Антоний и Клеопатра переправились с Самоса на территорию материковой Греции, отделявшей их мир от мира Октавиана и где скоро будут решаться их судьбы.
В двух случаях Антоний сражался здесь и победил, решая будущее Рима, — в первый раз вместе с Цезарем против Помпея при Фарсале, а затем с практически отсутствующим Октавианом против Брута и Кассия при Филиппах. Он, должно быть, чувствовал, что боги с ним, когда с Клеопатрой они смотрели на их огромную армию и такой же громадный флот.
Отправив свои корабли на запад вокруг Пелопоннеса для создания линии обороны, Антоний и Клеопатра уехали в Афины, там провели лето 32 года до н. э. С городом, где в молодые годы жил и учился Антоний и где, возможно, побывала Клеопатра в детстве с отцом, имели тесные связи Птолемеи, чьи статуи находились в Акрополе. Афиняне теперь установили статую Клеопатры в образе Исиды рядом с изваянием Антония в облике Осириса. Разместившись в роскошном афинском доме Антония, как за двенадцать лет до этого в римской вилле Цезаря, «Клеопатра щедрыми подарками старалась приобрести благосклонность народа. Назначив почести и Клеопатре, афиняне отправили к ней домой послов с постановлением Собрания, и одним из этих послов был Антоний — в качестве афинского гражданина; он произнес и речь от имени города»
[529].
Оказав великие почести сидевшей перед ним жене, он объявил о разводе с другой и «в Рим послал своих людей с приказом выдворить Октавию из его дома, и она ушла, говорят, ведя за собою всех детей Антония (кроме старшего сына от Фульвии, который был с отцом), плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить среди виновников грядущей войны. Но римляне сожалели не столько о ней, сколько об Антонии, и в особенности те из них, которые видели Клеопатру и знали, что она и не красивее и не моложе Октавии»
[530] — классический ответ отвергнутой женщине. Заняв место Октавии в качестве образца женской божественности в Афинах и став теперь единственной женой Антония, Клеопатра, конечно, была на седьмом небе. Тем не менее она не могла не сознавать, что Антоний, наконец разведясь с Октавией, руководствовался прежде всего политическими соображениями — ему нужно было разорвать последнюю остающуюся связь со злейшим врагом Октавианом. Потом будут утверждать, что Антоний «ради чужеземки, с которою состоял в незаконном сожительстве, прогнал римскую гражданку, соединенную с ним узами брака, <…> и таким образом нанес вред самому себе»
[531].