Людовик VII также чувствовал себя неловко: благочестивый и набожный король упрекал себя за прошлое поведение. Чтобы успокоить совесть, он дал обет отправиться паломником в Иерусалим. Каковы были мотивы такого решения? Один хронист говорит, что король сожалел о жертвах пожара в Витри; другой утверждает, что Людовик тем самым хотел исполнить обет паломничества, данный его братом Филиппом незадолго до смерти. Некоторые историки считают, что целью паломничества было возблагодарить небеса за то, что они даровали Алиеноре ребенка. Но главная причина, как показал А. Грабой
[72], крылась скорее в том, что король, уступив Бернарду и папе римскому в вопросе епископства Буржского, тем самым стал клятвопреступником. Признав буржским архиепископом Пьера де Ла Шатра, Людовик нарушил свою клятву, и его переписка с Бернаром доказывает, насколько довлел на ним этот формальный грех. Нарушение публичной клятвы было серьезным прегрешением.
Но вскоре обет совершить паломничество превратился в обет отправиться в крестовый поход, поскольку 24 октября 1144 г. Эдесса подпала под власть Зенги, эмира Мосула и правителя Алеппо. Эта новость достигла Запада. 25 декабря 1145 г. Людовик VII, собрав двор в Бурже (присутствовала ли на нем Алиенора?), заявил о своем намерении принять крест и отправиться в Палестину во главе войска. Несмотря на сдержанное отношение Сугерия и епископов, присутствовавших в Бурже, несмотря на то, что идея эта не вызвала особого энтузиазма у Бернарда Клервоского, король взял инициативу на себя, вслед за чем, по его просьбе, ее поддержали Бернард и папа Римский. Инициатива по тем временам смелая, и даже очень рискованная: никогда до сего времени король в крестовых походах не участвовал. Пламенная проповедь монаха, произнесенная, как известно, в Везеле, убедила принять крест множество прелатов, графов и сеньоров более скромного ранга — 31 марта 1146 г., по примеру Людовика и Алиеноры. Анонимный продолжатель Сугерия так описывает инициативу короля и успех проповеди Бернара:
«Новость об этом несчастье достигла ушей наиблагочестивейшего короля Людовика. Вот почему в том же году, на праздник Пасхи, он велел созвать в Везеле большое собрание, объединившее архиепископов, епископов, аббатов, а также многих правителей и баронов его королевства. На нем присутствовал и Бернард, аббат Клерво. Бернард и прелаты, принявшие участие в собрании, произносили проповеди о земле, в которой господь наш Иисус Христос родился и перенес страдания на кресте, дабы искупить грехи рода человеческого. Воспламененный их речами и проповедями, вдохновленный божьей благодатью, король Людовик принял крест, за ним последовала его супруга Алиенора. Увидев это, знать, собравшаяся там, тоже приняла крест <далее следует перечень их имен>»
[73].
Этот текст, созданный, правда, спустя тридцать лет после событий, кажется, указывает на присутствие в Везеле Алиеноры
[74]. Однако одного упоминания о ее присутствии все же недостаточно для того, чтобы поощрить причудливые фантазии некоторых авторов, утверждающих, что Алиенора приняла крест как воин, как амазонка. Этот вымысел основан на свидетельстве Никиты Хониата (умер в 1216 г.), описавшего поход крестоносцев в Грецию в таких выражениях:
«В их войсках были и женщины, ездящие верхом, подобно воинам, носившие мужское платье, вооруженные, как мужчины, копьями и облаченные в доспехи: у них был воинственный вид, они казались еще более мужественными, чем амазонки. Среди них обреталась вторая Пенфесилия <мифическая королева амазонок>: женщина, которую называли «златоногой» из-за золотых узоров, украшавших кайму ее одежд»
[75].
Автор сочинения, очевидно, находился под влиянием мифической истории амазонок, но не стоит отказываться от его свидетельства слишком быстро — хотя бы в силу его интенциональности. Действительно, греческий историк, современник Алиеноры, не может скрыть удивления, говоря о манере верховой езды, принятой у некоторых из множества женщин, сопровождавших крестоносцев: в определенных обстоятельствах они ездят верхом, как мужчины (причем в доспехах, подчеркивает он). Королева, на которую он намекает, — скорее всего, Алиенора, чье участие в походе, как видно, не прошло незамеченным. Более из этого единственного свидетельства ничего не извлечь.
История амазонок в те времена хорошо известна на Западе. В своем «Романе о Трое» (написанном, без сомнения, для того, чтобы угодить королеве, как мы увидим далее)
[76] Бенедикт де Сен-Мор повествует о ратных подвигах королевы амазонок Пенфесилии. В 1189 г. Гюон д’Уази, один из старейших труверов Северной Франции, описывает в своем «Состязании дам» вымышленный турнир, на котором сражаются высокородные дамы в одеяниях амазонок; среди них фигурируют королева Франции и графиня Шампанская
[77]. В ту эпоху, как известно, нередко именно на турнирах призывали отправиться в крестовый поход и там же будущие крестоносцы принимали крест. Нельзя не увидеть в этих различных историях истоки легенды об Алиеноре и ее амазонках.
Сведения, почерпнутые из этих источников, подстегнули воображение многих историков, которые слишком поспешно связали их с суждениями хронистов, считавших, что причиной провала Второго крестового похода послужило присутствие в рядах христианского воинства слишком большого числа женщин. Так, они заявляли о существовании настоящих «женских эскадронов», сформированных уже в Везеле. Вот как в XVII в. описал успех проповеди, произнесенной святым Бернардом, Исаак де Ларрей:
«Даже женщины, не желая быть исключенными из этого священного воинства, сформировали эскадроны, повторив тем самым историю, или легенду, о древних амазонках: по их примеру захотела отправиться в путь и королева Алиенора»
[78].