Эдинбург. История города - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Фрай cтр.№ 79

Дома, за редкими исключениями, похожи друг на друга. В них по четыре этажа, по три окна на каждом, и подвал внизу. Некоторые предусматривали возможность продемонстрировать высокий социальный статус обитателей дома сначала в своеобразном стиле дверных проемов и рустовке нижних этажей, а затем огромными пилястрами и эркерами. Имелся определенный риск монотонности, которую разнообразили разве что традиционные для Шотландии фронтоны на поперечных улицах или, например, такие фрагменты городского пейзажа, как северная сторона площади Сент-Эндрю, где первоначально предполагалось построить церковь, но где в итоге возвели особняк с двором. Превзойти в своем монотонном единстве вышеупомянутые ансамбли удалось только площади Шарлотты, спроектированной Робертом Адамом в 1791 году. Здесь объединяющим элементом композиции выступал утонченный общий репертуар классических архитектурных приемов. Проект Адама предполагал одинаковые фасады со всех четырех сторон площади, при этом посредине северной и южной стороны размещались фронтоны. Все вместе составляло целое, представляющее собой нечто гораздо большее, чем сумма частей. ^[245]

Площадь Шарлотты вписывалась в основной план Крейга, который оказался удачным, поскольку и подходил к рельефу данной местности, и являл собой образец застройки, каким можно было руководствоваться при освоении прилегавших районов. Строительство началось на восточном конце в 1767 году и двигалось в западном направлении; так возник «первый» Новый город. В нем было примерно две тысячи домов. Впоследствии ему суждено было распространиться далее низкого гребня, на котором раскинулся запланированный первоначально вытянутый прямоугольник. Строительство «второго» Нового города было завершено в 1820-х годах. Оно велось главным образом на землях, спускающихся к Уотер-оф-Лейт, которыми владел граф Морэй. С его постройкой общее число домов в Новом городе дошло до пяти тысяч. И это был не конец. Строительство продолжалось и к северу, и к западу (с меньшим успехом — к востоку). Первоначальная строгость стиля со временем уступила место изыскам викторианской эпохи. Этот ансамбль и стал тем величественным городом, который известен сегодня.

Новый город произвел революцию. И эта революция коснулась не только бездушных камней, но и существ из плоти и крови, чью жизнь она изменила. Основное отличие Старого города состояло в том, что там различные социальные слои жили бок о бок. Там было место для всех — только на разных этажах: народ победнее жил внизу или на чердаках, средний класс — в середине (вместе с теми представителями высших классов, которые держали в столице pied a terre). Вскоре все, кто мог себе это позволить, перебрались в Новый город. Одним из первых был атеист-философ Давид Юм. Хотя он был небогат, но имел определенный достаток и в 1769 году переселился из Джеймс-Корта в дом на улице, которую курьезным образом назвали в его честь улицей Святого Давида. Богачи не торопились. Чтобы они полностью переселились в Новый город, потребовалось полвека. Последний дворянин, Джеймс Фергюсон из Питфура, навсегда уехал с Королевской мили в 1817 году.

Переселившимся в Новый город так нравилась идея упорядоченного общества, потому что они находились на его верхней ступени. Одним из воплощений этого представления была симметрия плана города, длинные, широкие улицы и вместительные площади, впоследствии «разбавленные» элегантными улицами в форме полумесяца и красивыми круглыми площадями с радиально расходящимися переулками. Интерьеры домов гармонировали со всем, отличаясь просторностью и даже великолепием. В рекламе одного из домов на улице Принцев говорилось, что в нем имеются столовая, гостиная, семь спален, кухня, буфетная, помещения для слуг, погреба, прачечная, конюшня, место для карет и голубятня, а также чудесное новое удобство — «свинцовая цистерна с трубой, проведенной внутри» (что, однако, не мешало старой канализационной проблеме просачиваться на новую мостовую). Без сомнения, обитатели дома устраивали у себя приемы, однако дом был спроектирован таким образом, чтобы его обитатели могли вести и уединенный образ жизни, избавленные от вторжений соседей и слуг и даже нескромных взглядов. В нищей и грязной, но при этом уютной Шотландии никто раньше этак не жил. И так недвусмысленно и спокойно заявлял о себе класс, желавший оставить позади хаос прошлого и сделать двигателем государственной машины собственные ценности. ^[246]

* * *

Откуда это все взялось? Вернее, откуда взялись деньги? Несмотря на то, что после 1707 года Эдинбург наконец смог насладиться относительной стабильностью, быстро он не разбогател. В случае с Глазго, например, Уния свершила вначале коммерческую, а затем и промышленную революцию, открыв торговлю с американскими колониями. Портовые города, расположенные на заливе Форт, значительно отстали от портов на Клайде, пытаясь в лучшем случае восстановить прежние торговые связи, разрушенные Союзом. Лейт в конце концов в определенной мере преуспел. К 1791 году там регистрировалось 130 000 тонн товаров. ^[247] Эти тонны складывались из небольших грузов сотен маленьких судов, большинство из которых отплывало в Северную и Восточную Европу. Вывозили они природные ресурсы Лотиана и Пограничья, а обратно везли древесину, железо или сало — довольно скучные товары по сравнению с теми, что доставляли на Клайд.

Если восток Шотландии желал разбогатеть, ему следовало поскорее заняться модернизацией сельского хозяйства. Пример подал Джон Кокберн из Ормистона, «отец шотландского сельского хозяйства», в своем имении в восьми милях к востоку от Эдинбурга. Он стремился к тому, чтобы поместье стало самодостаточным, а его обитатели смогли сами полностью обеспечивать все свои нужды. Затем в его планах значилось и производство излишков. Он отказался от прежней системы обработки земли и разделил землю на отдельные фермы для арендаторов, причем на каждой ферме имелись участки под застройку, поля и пастбища. Арендаторы-крестьяне собирались раз в месяц в рамках заседаний местного сельскохозяйственного общества, обменивались опытом и предлагали новые способы по улучшению хозяйствования. Ремесленники этой образцовой деревни обеспечивали другие основные нужды. Подобно многим другим первопроходцам Кокберн в итоге разорился, однако подал превосходный пример. Следуя этому примеру, другие более удачливые землевладельцы преуспели настолько, что смогли увековечить свои имена в особняках, ничуть не уступающих в великолепии особнякам столичным. Некоторые из них — Хоуптаун, Пеникуик, Йестер — по праву входили в число самых роскошных в Европе. ^[248]

Однако на это потребовались годы, а тем временем на востоке Шотландии царили упадок и застой. Даже правительство в Лондоне обеспокоилось этим. В 1727 году оно основало в Эдинбурге Совет попечителей рыболовства и промышленности. Целью было стимулировать деятельность в этих областях, пусть и в рамках имевшегося крохотного бюджета. Совету пришлось сосредоточиться на чем-то одном, и он избрал производство полотна. В этом деле у шотландцев имелся опыт; выдаваемая ими до заключения Союзного договора продукция была дешева, но вполне продажна. Теперь в порядке эксперимента в Шотландию завезли французских ткачей, умевших ткать высококачественное полотно, и поселили их в специальной колонии в Эдинбурге под названием «Малая Пикардия», куда они могли перенести свои технологии. Работа шла с переменным успехом, но, ведомая твердой рукой власть имущих, эта индустрия расцвела настолько, что в 1746 году даже получилось учредить лицензированную Британскую полотняную компанию, опять же базировавшуюся в Эдинбурге. Ее целью было отобрать у зарубежных производителей британского потребителя с помощью различных стимулов, а также захватить для собственного производителя новые рынки — например, в Америке. Поскольку предполагалось, что в итоге компания начнет окупать себя сама, финансовая поддержка правительства была временной. Как только ее начали сокращать, реальное положение дел дало о себе знать. Компания выжила, хоть и пришлось превратиться ради этого в банк (которым она долгое время и оставалась). Эта эволюция от производства к банковскому делу предвосхитила другие подобные процессы, затронувшие многие эдинбургские предприятия. ^[249]