Для такой цели, как просто поужинать, сгодится любой мужчина. Единственное условие: он должен быть прилично одет и не путать падежи при разговоре, а то Олег догадается, что дело нечисто. И получается, что, кроме белобрысого соседа, мне просто не к кому обратиться, потому что за последние полгода – время болезни Валентина Сергеевича и после его смерти – вокруг меня образовался небольшой вакуум, а если я обращусь к старым приятелям, то их мои мужья всех знают и не поверят.
Следовательно, дело за малым – залучить этого типа на чашку чая. Конечно, хорошо бы предварительно выяснить у Раисы Кузьминичны его статус, но этого делать никак нельзя, потому что сразу же поползут по дому сплетни и слухи. Стало быть, рискуем так.
Я вызвала на губах приветливую улыбку и повернулась к белобрысому соседу:
– Гораций передавал вам большой привет.
– Вот как? – ответил он довольно равнодушно, только чтобы что-то сказать.
Тут, кстати, подошел лифт, и мы погрузились.
– Чет… – машинально начала я, но прикусила язык на полуслове.
Лифт тронулся, потому что он успел нажать кнопку, но с самим мужчиной творилось что-то странное. Он не стоял как в столбняке полностью неподвижно, нет, видно было, что человек живой, но он оглядывался растерянно, как будто не узнавая кабину лифта и меня. И смотрел с таким странно знакомым выражением.
– Что с вами? Вам плохо? – испуганно спросила я.
Он поднял руку с растопыренными пальцами к лицу. Пальцы дрожали. И тут я вспомнила, откуда мне показалось знакомым выражение его лица. Именно так смотрел в больнице Валентин Сергеевич, когда потерял память. Человек очнулся и вдруг понял, что он не знает, где он и кто он. Но Валентин Сергеевич попал в аварию, у него была травма головы, а этот-то что вдруг ни с того ни с сего?
Лифт остановился, белобрысый дернулся от толчка и очнулся.
– Что вы сказали, какой этаж? – переспросил он.
– Мы уже приехали, – медленно проговорила я, внимательно за ним наблюдая.
Он потер виски, поморщился и тяжело вздохнул.
– У вас голова болит? – неожиданно для самой себя спросила я мягко.
– Да, вы знаете, что-то я неважно себя чувствую.
– Переутомились, на воздухе, наверное, мало бываете. – Я отвела глаза и толкнула дверь лифта.
Оказалось, что мы приехали на шестой.
– Вы знаете, – сосед, казалось, даже обрадовался этому, – все собираюсь вам сказать. У меня остались кое-какие книги Валентина Сергеевича. Сначала он болел, потом я уехал в командировку, а теперь вот… надо вернуть, так что, может быть, вы зайдете?
– Оставьте их себе, на память, – улыбнулась я.
В мои планы не входило ходить к нему, мне нужно было, чтобы он заходил ко мне. И потом, после сегодняшнего случая в лифте мои намерения несколько поколебались. Черт его знает, что за человек, может, больной какой?
– А вы когда с собакой гуляете? – не отставал белобрысый.
– Сейчас сразу и пойду.
– А можно я с вами? По вашему совету дышать свежим воздухом…
– Пожалуйста, – но в моем тоне не было сердечности.
Однако Гораций принял белобрысого весьма сердечно. Мы направились не в самый парк, а вдоль него, где был пустырь, а потом маленькая улочка, где располагались старые деревянные дома, теперь большей частью заколоченные. Раньше, мне рассказывала мама, тут был большой поселок, а потом с другой стороны началось большое строительство, и поселок снесли.
– Эта территория принадлежит парку, – сказал мой спутник, как бы отвечая на мои мысли, – поэтому строительства тут не будет и дома никто не тронул. В некоторых люди летом даже живут, как на даче. Но в основном дома стоят заколоченные, потому что уже старые, и хозяев нет в живых. Это ведь дачи начала века. Что так смотрите, мне Валентин Сергеевич рассказывал.
Я посмотрела на него внимательно. Вполне нормальный человек. На прогулку он надел обычный спортивный костюм и не смотрел с укоризной на Горация, когда тот пачкал его лапами. Он упросил меня отпустить пса побегать, обещая, что поймает его потом обязательно. И теперь они оба с увлечением тянули каждый на себя здоровенное полено, которое Гораций отыскал по дороге.
– Ух! Устал я, Гораций, – воскликнул сосед. – Ты победил!
Мы не спеша побрели дальше по улице.
– Послушайте, давайте хоть познакомимся, – пробормотала я. – Вы, оказывается, много общались с Валентином Сергеевичем, а я даже не знаю, как вас зовут.
– Меня зовут Эрик. Эрик Генрихович Лангваген.
– Вы – немец?
– Естественно, русский немец, как теперь говорят. Родился и вырос здесь, но по-немецки говорю свободно и по роду работы много бываю в Германии.
Мы познакомились, и я рассказала Эрику, кем мне приходился покойный Валентин Сергеевич. Мы брели и брели вдоль пустой улицы, а потом Эрик остановился и произнес:
– Вот дом, который очень нравился Валентину Сергеевичу, он часто ходил сюда гулять с Горацием.
Я взглянула на дом. Это был большой двухэтажный дом с крыльцом-портиком, который поддерживали две деревянные резные колонны. Окна были большие, с резными же наличниками, а сбоку пристроена деревянная башенка аж в три этажа. Кое-где сохранились еще стекла, но было видно, что дом давно необитаем и разрушается понемногу, хоть и окружал его забор из плотно пригнанных досок. Гораций скользнул куда-то влево и сделал было попытку протиснуться сквозь дырку в заборе, но Эрик ловко подхватил его и пристегнул на поводок.
– Нельзя, Гораций, там чужая территория, – стала я ему выговаривать.
Гораций посмотрел на меня с легким презрением.
«Вечно глупости твердишь, как все женщины!» – говорил его взгляд.
Но мне было не до взглядов нахального ротвейлера, я уставилась на дом. Башенка, крыльцо-портик, колонны – все это очень напоминало рисунок Валентина Сергеевича в тетрадке.
«Дом, который построил Джек». Занятно! Значит, гулял здесь, смотрел на дом, потом вспомнил и нарисовал по памяти. Очень похоже! Я вспомнила, как забавно он изобразил Горация. На рисунках был изображен не просто какой-то ротвейлер, а именно Гораций, с его выражением и в его любимых позах. Определенно, у Валентина Сергеевича был талант!
– Пойдемте домой, – позвала я Эрика.
Как-то мне стало неуютно. Он тоже поскучнел, и мы быстрым шагом направились домой.
У парадной на лавочке сидел Олег. Хоть тут-то мне повезло, он пришел вовремя и увидел нас с Эриком. Я повеселела и чинно представила их друг другу. И мне показалось, что Олег слегка помрачнел. Эрик поскорее ретировался.
– Выглядишь ты получше, – нехотя признал Олег.
– Много гуляю на свежем воздухе, ты же видишь. И Горацию прогулки на пользу. Нельзя собаку только кормить, с ней надо много гулять и играть в шумные игры.