Затем ему настало время выйти в общий зал, встретиться лицом к лицу с Ланкастером и другими депутатами и сообщить им о своем отречении. Появившись перед ними весь в слезах, он, казалось, был на грани обморока. И он действительно потерял сознание, но, «сколь бы жалостно и удручающе ни было это зрелище, оно не пробудило сочувствия среди посланцев королевы».
Ланкастеру и Стратфорду пришлось спешно прийти на помощь Эдуарду; они бережно обняли его, подняли и сделали все возможное, чтобы привести в чувство. Но как только король очнулся, Орлитон резко потребовал, чтобы он тотчас отрекся от короны, как только что обещал. В «новом припадке рыданий» король покорно подчинился и сказал, что
«понимает, отчего сие наказание ниспослано ему — из-за многих его прегрешений, и посему просит присутствующих сжалиться над ним в таком бедственном положении. Он сильно горевал оттого, что вызвал ненависть своего народа, но был рад тому, что его старшего сына принимают так благожелательно, и благодарил за то, что они избрали его своим королем».
На следующий день сэр Уильям Трассел «от имени всего королевства» официально объявил об отмене вассальной присяги нации низложенному монарху. Затем сэр Томас Блаунт, мажордом королевского двора, символически сломал жезл — знак своей службы — подчеркивая, что служба всего двора закончилась. Бывшему королю сообщили, что отныне он «станет таким же человеком, как и все прочие» и будет именоваться «лордом Эдуардом, некогда королем Англии». Затем депутация поспешила вернуться в Вестминстер, везя с собою корону и королевские регалии.
В Британской библиотеке хранится библия из Холкхема, датируемая XIV веком; в ней есть картинка, изображающая королеву, которая крутит колесо Фортуны. Наверху виден король в короне, со скипетром; слева стоит человек, протягивающий ему корону. Но на правой части рисунка видно, как король падает вниз головой, теряя корону и уронив скипетр, а внизу он лежит простоволосый и обнаженный, прикрытый лишь плащом, и печально смотрит вверх, на прежнюю свою ипостась. Почти наверняка под королевой, поворачивающей колесо, подразумевалась Изабелла, и вся композиция представляет собой комментарий к падению Эдуарда II. В анналах британских царствующих домов редко случалось, чтобы политические последствия неудачного брака проявились столь наглядно.
К 24 января Изабелла уже поселилась в Тауэре. Утром этого дня, когда она ехала через город к Вестминстеру, члены цехов, одетые в наилучшие свои шапки и плащи, поспешили приветствовать ее. А вечером, когда она возвращалась, ей предшествовали герольды — они прошли по улицам, возвещая об «отречении сэра Эдуарда и мире нового короля».
Вскоре Изабеллу окружили толпы ликующих, радостных горожан.
Правление Эдуарда III формально началось со следующего дня, 25 января 1327 года.
Однако король был несовершеннолетним, а потому действительными правителями Англии стали Изабелла и Мортимер.
9. «Заговоры и военные хитрости»
В конце января 1327 года Изабелла и Мортимер энергично занимались устройством нового правительства. Большая печать Англии была вручена Эдуарду III 28 января, и в тот же день Хотэм был назначен канцлером, а Орлитон — казначеем. 29 января новый король официально объявил об отречении своего отца и произвел назначение новых судей и служащих Казначейства. В эти дни Изабелла выплатила половину своих долгов банкирам Барди.
1 февраля 1327 года Эдуард III был коронован в Вестминстерском аббатстве архиепископом Рейнольдсом; ему ассистировал епископ Стратфорд, а Бергерш, Хит и Эйрмин пели литании. Перед началом церемонии четырнадцатилетний король был посвящен в рыцари Ланкастером, как самым старшим мужчиной в королевском доме. Корона святого Эдуарда Исповедника «была большая по размеру и тяжелая» — но Эдуард III «носил ее, как взрослый мужчина».
Изабелла проплакала весь долгий ритуал коронации
, но, согласно Уолсингему, несмотря на то, что лицом и повадками она напоминала скорбящую вдову, все это было лишь притворство. Возможно, это правда, так как у нее были все причины для ликования, ведь все задуманное ею удалось. Но следует учесть эмоциональное напряжение, не оставлявшее ее несколько лет, а также тот факт, что женщины часто плачут также и от радости.
Ее торжество разделял возлюбленный Мортимер. Он был весьма заметной фигурой на коронации, в ходе которой новый король посвятил в рыцари троих его сыновей.
После церемонии простому народу роздали памятные золотые монеты с изображением детской руки, подхватывающей падающую корону — любопытный образчик пропаганды.
Похоже, что при создании рисунка для Большой печати Эдуарда III Изабелла также сказала свое слово: фигура короля показана сидящей на троне, выполненном в орнаментальном стиле, причем отчетливо видны две гербовые лилии, напоминающие о родстве его с королевским домом Франции через Изабеллу; историки заметили сходство с печатью ее брата, Людовика X.
[116]
* * *
В день коронации король Эдуард возвратил Изабелле ее приданое с существенными добавками: вместо прежних 4400 фунтов в год она теперь должна была получать беспрецедентную сумму в 13 333 фунтов
, что делало ее одним из самых крупных землевладельцев в королевстве. Мьюримут и Бей-кер оба утверждают, что на ее содержание расходовалось около двух третей королевского дохода, а Эдуард III вынужден был жить всего на одну треть своих доходов, но это грубое преувеличение. В то время никто не возмутился размером этих пожалований, что вполне можно понять с учетом популярности королевы и как победительницы Деспенсеров, и как матери юного короля. Один хронист с восторгом именует ее «Мать Изабелла, наша царственная, благородная, благоразумная, прекрасная и великолепная звезда»
, сам папа римский придерживался такого же взгляда
, а Парламент всячески старался осознать долг страны перед Изабеллой и подчеркнуть, что ей следует править до конца дней своих ввиду великих трудов, предпринятых ею, и перенесенных страданий.
Изабелла была, конечно, стяжательницей и материалисткой, и все же присвоение таких огромных земельных наделов диктовалось не столько чистой жадностью, сколько необходимостью обеспечения как можно большего числа зависящих от нее людей в интересах консолидации общества и укрепления установленного режима, так как она не могла не понимать всю шаткость его конституционных оснований. И королева, и Мортимер признавали оправданность вознаграждения своих сторонников денежными и земельными пожалованиями, должностями и привилегиями.
Другой причиной, побуждавшей Изабеллу к подобной жадности, было, несомненно, желание компенсировать все, что она потеряла в прошлом — и деньги, и статус, и решимость никогда более не испытывать финансовых затруднений и тех унижений, которым она подвергалась при Деспенсерах.
Земли разросшегося удела Изабеллы были разбросаны по всем графствам Англии, кроме четырех самых северных, а также в Уэльсе. В их число входили многие большие поместья, включая ряд принадлежавших ранее Эдуарду II, в частности, его любимый дом в Лэнгли и королевское поместье Шин на берегу Темзы, которое Изабелла сохранила до самой смерти; там имелся дом, окруженный рвом, выстроенный в XII веке, с верхним и нижним двором — в прошлом Эдуард пользовался им время от времени.
[117]